Отправлено: 12.05.13 06:32. Заголовок: Французское королевское гражданское и уголовное право

Французское королевское гражданское и уголовное право

Хотя право, применявшееся французскими королевскими судами в XII и XIII столетиях, было большей частью обычным правом с широкими его вариациями от места к месту, имелись также и важные общие черты. В самом деле, хотя обычаи были очень многообразны по своим деталям, обычное право, т.е. способ концептуализации обычаев и основополагающие принципы их интерпретации, было примечательно единым.

Нижеследующее описание обычного права, применявшегося во французских королевских судах, основывается большей частью на крупном труде Бомануара, озаглавленном "Книги обычаев и обыкновений бовезийцев", написанном около 1283 г. Автор был бальи Клермона в Бове. До этого он был бальи в Вермандуа, Турени и Санлисе, а также сенешалем в Пуату и Сентоне. Его господин, граф Клермонский, был сыном Людовика IX и братом короля Филиппа III. Бомануар учился в университете и был основательно подготовлен в области римского и канонического права.

Он был также знаком с судебной практикой парижского парламента. Будучи хорошо подготовленным юристом, он был также проницательным и восприимчивым мыслителем. Его книга, хотя и написанная в лапидарном стиле, была задумана как обширный труд. В современном издании она составляет более чем 1000 страниц.

Несмотря на относительно позднюю дату ее издания и сосредоточенность главным образом на одном регионе Франции, книга является полезным источником информации об основных характеристиках права, применявшегося в королевских судах по всей Франции в XII и XIII столетиях. Бомануар анализировал также, хотя и менее детально, юрисдикцию и процедуру других судов в Бове: суда графа, церковных судов, судов местных феодальных господ, судов городов, торговых судов и третейских судов (которым он посвятил целую главу). Все эти суды обладали параллельной юрисдикцией. Все они применяли "обычаи и обыкновения бовезийцев".

Процессуальные правила были в королевских судах более или менее едиными по всей Франции, по крайней мере после 1190 г., когда Филипп- Август создал систему судов бальи. Бальи, конечно, был служащим хозяина герцогства и графства. Однако в конечном счете он был подчинен короне, и после 1250 г. его решения могли быть обжалованы в центральный королевский суд, парламент Парижа. Как утверждал Бомануар, "каждый барон является сувереном в своем баронстве, но король является сувереном над всеми". Процедура в суде бальи в Клермоне, описанная Бомануаром, похожа на процедуру в судах бальи в других частях Франции, как она описана в других тогдашних источниках.

В судах бальи в целом и, по-видимому, также в подчиненных им судах провостов, процесс по гражданским делам начинался с вызова в суд, сделанного истцом или его представителем в устной форме ответчику лично, либо через членов семьи или соседей. В повестке в суд должно было быть изложено в общих чертах содержание иска. Если, однако, его формулировка была слишком общей или расплывчатой, ответчик мог просить об освобождении от ответственности или отсрочки дела.

Суд мог потребовать, чтобы эти просьбы были сделаны под присягой. Во время судебного разбирательства от истца требовалось подробно изложить свою жалобу, а ответчику было предоставлено право изложить свои возражения. Бомануар проводит сравнение этой процедуры с процедурой церковных судов: в последнем случае слова истца и ответчика, говорит он, излагаются в письменной форме и на латинском языке, тогда как в суде бальи они излагаются устно и на французском языке, кроме того, в церковном суде могут подаваться и дополнительные заявления дважды, трижды и четырежды.

Стороны могли быть представлены в суде другими лицами — родственниками, друзьями и т.д., получившими полномочия поверенного. Они могли быть также представлены — в другом смысле представительства — адвокатами, взявшими на себя консультирование и представительство по их делу. В эпоху Бомануара адвокаты представляли собой "контору", или профессиональное сословие, деятельность которого регулировалась королевским предписанием.

Бомануар перечисляет и анализирует восемь видов доказательств:

присяги,
письменные доказательства,
судебная дуэль (которая все еще допускалась в исключительных случаях),
свидетельские показания,
протоколы суда,
признание противной стороны,
выводы суда,
презумпции.

Из всех этих видов доказывание с помощью свидетелей было по тем временам наиболее современным и наиболее важным для будущего. Многие категории населения были лишены права свидетельствовать или ограничены в нем, включая духовных лиц и монахов, женщин, больных проказой, несовершеннолетних и иностранцев, лиц, ранее осужденных за преступление, включая лжесвидетельство, незаконнорожденных и евреев. Члены семьи или домашнего хозяйства стороны в процессе были лишены права свидетельствовать в ее пользу. Адвокаты не могли давать показаний по поводу того, что они узнали, действуя в качестве представителей или консультантов. Свидетели давали показания устно под присягой, отвечая на вопросы сторон и судьи.

Таким образом, судебная процедура в судах бальи, в отличие от процедуры в соответствии с каноническим правом по гражданским делам, была устной, а не письменной. Но велся письменный протокол с целью обеспечить возможность апелляции в высшую инстанцию, а именно в парламент Парижа.

Тяжкие уголовные преступления, подпадавшие под так называемое высокое правосудие, разбирались в судах феодалов, включая суд главного сеньора, т.е. герцога или графа. Однако тяжкие уголовные преступления могли также рассматриваться в суде провоста или бальи, если король имел юрисдикцию по таким делам в силу характера преступления, ленных отношений или зависимого состояния обвиняемого.

Дело начиналось с предъявления обвинения пострадавшим, свидетелем или каким-либо другим лицом. По-видимому, во французских судах не было института, сравнимого с общественным представлением разъездным королевским судьям подозреваемого в преступлении через вердикт присяжных, как это было в Англии. Таким образом, хотя французское право в противоположность старому франкскому и германскому праву проводило различие между гражданскими и уголовными делами, оно продолжало использовать процедуру обвинения по уголовным делам, похожую на процедуру по гражданским делам.

Основными видами дел, разбиравшихся в суде бальи, согласно Бомануару, были споры о праве на движимое имущество, о наследовании, договорах, дарениях, опеке несовершеннолетних, нарушениях сейзины, а также преступления против личности. Однако Бомануар анализировал также другие правовые проблемы, типы правонарушений и правовых сделок, включая различные аспекты семейных правоотношений (правовой статус приданого, детей, несовершеннолетних, незаконнорожденных детей), право наследования, завещания, дарений, ассоциаций (торговых предприятий, компаний, кооперативов, коммун), правового регулирования транспорта, мер и весов и трудовых повинностей.

Французское королевское право, подобно английскому и сицилийскому, проводило такое же, как в феодальном праве, четкое различие между землей и движимым имуществом, а также между сейзиной и правом собственности ("полным правом"). Это различие основывалось на том, что в феодальном праве права на землю влекли за собой полномочия на управление. То дополнительное обстоятельство, что римское право также проводило четкое различие между "движимым" и недвижимым" имуществом и между владением и собственностью, было удобно для юристов, поскольку позволяло им применять римско-правовую терминологию к феодальным отношениям.

Это, однако, несколько не соответствовало реальности, поскольку римско-правовое различие между движимым и недвижимым имуществом было не тем же самым, что различие между движимым имуществом и землей, и равным образом римское понятие владения не было тем же самым, что западное феодальное понятие сейзины. Это не слишком смущало западных юристов, они просто приспосабливали римское право к собственным нуждам.

Во Франции, комментирует Бомануар, суд бальи, т.е. суд короля в графстве, герцогстве или другом феодальном владении, особенно обращал внимание на сейзину и ее нарушение. Эта черта не отличала французское королевское право от королевского права других королевств в Европе в XII—XIII вв. Везде, где имелись относительно сильные центральные правители, они отвоевывали у феодалов юрисдикцию, утверждая ее по отношению к неправомерным лишениям сейзины. С опозданием, в 1277 г., французский король издал статут, закреплявший его юрисдикцию, но на практике корона давно осуществляла такую юрисдикцию, конкурируя с герцогами и графами.

Анализ сейзины, проведенный Бомануаром, был очень тщательным, опирающимся на исследования канонистов в этой сфере права. Серди различных форм исков по поводу нарушения сейзины он выделял нарушения с использованием силы, путем обмана и других неправомерных действий, не связанных с применением силы, и вмешательство в сейзину, не доходившее до ее полного лишения.

Французское право, подобно английскому и каноническому, также защищало сейзину на движимое имущество, а также землю, и кроме того, сейзину на права. Далее, оно защищало сейзину, даже если это право не сопровождалось фактическим владением, как, например, когда какое-либо лицо считалось сохранявшим сейзину на свою землю и связанные с ним права на управление, даже если оно отсутствовало, будучи в крестовом походе.

В отличие от английских королевских судов, французские бальи распространяли свою юрисдикцию на договоры как таковые, а не просто скрепленные печатью соглашения. Бомануар обосновывает эту юрисдикцию моральным принципом, провозглашенным канонистами, что договоры должны соблюдаться. "Все договоры должны соблюдаться, — писал Бомануар, — и поэтому пишется: "договор выше закона", за исключением тех договоров, которые заключены в дурных целях [как например], если один человек договаривается с другим убить кого-либо за 100 ливров".

Затем Бомануар перечисляет другие принципы договорного права, общепринятые в тогдашней романистско-канонической правовой науке: что договор не должен обеспечиваться силой или принуждением; что цель договора не должна быть невыполнимой, безнравственной или незаконной; что карточные долги и ростовщические договоры не подлежат правовой защите; что в договоре могут специально исключаться некоторые основания для отказа от него (например, в договоре может быть записано, что продавец отказывается от права на иск со ссылкой на то, что он получил менее половины стоимости своей собственности). Интересно, что эти доктрины романистско-канонической правовой науки стали частью обычного права Бове и других регионов Франции, применявшегося в королевских судах.

Уголовное право составляло существенную часть французского обычного права, как оно применялось и в королевских судах, и в судах герцогов, графов и менее крупных феодалов. Самая объемная глава книги Бомануара (114 отдельных статей) посвящена преступлениям.

Они подразделены им на:

наказуемые смертной казнью с конфискацией имущества преступника феодалом, на земле которого это имущество находилось;
наказуемые штрафом, конфискацией имущества и длительным тюремным заключением;
наказуемые только штрафом.

Первая группа включала убийство, измену, убийство с особой жестокостью, изнасилование, поджог, ересь, фальшивомонетничество, побег из тюрьмы, отравительство и попытку самоубийства. Обычно смертная казнь совершалась посредством волочения и повешения, однако еретики сжигались на костре, а фальшивомонетчики перед повешением опускались в кипящую воду.

Примером преступления, наказуемого длительным тюремным заключением — из второй классификационной группы, — является клятвопреступление ("ложное свидетельство"). Срок заключения при этом определялся по усмотрению судьи. Третья группа включала разной степени тяжести телесные повреждения, неподчинение приказам феодального господина и тому подобное. Крестьяне платили меньшие штрафы, аристократия — большие.

Заговоры против общего блага являются другим примером преступлений, отнесенных Бомануаром к наказуемым длительным тюремным заключением. Они включали тайные сговоры торговцев или ремесленников с целью повышения цен, сопровождавшиеся угрозами против неприсоединившихся к ним. Дела о таких сговорах находились под юрисдикцией феодального господина, в компетенции которого находилось установление цен.

Сюда же относились незаконные заговоры с политической целью подготовки восстания. Бомануар пишет, что господин, вскрывший такой заговор, должен осудить его участников к длительным срокам тюремного заключения и конфискации их собственности, а организаторов — к смертной казни через повешение. Он вспоминает формирование союза главных городов Ломбардии против императора Рима (это была Ломбардская лига, организованная против Фридриха Барбароссы в 1167 г.): восстание, подготавливавшееся в течение пяти лет, началось повсюду, в один и тот же день, императорские чиновники были убиты, а заговорщики "установили в своих городах такие законы и обычаи, которые они желали".

Если лицо было захвачено на месте преступления и арестовано, то феодал той местности, где преступление было совершено, имел юрисдикцию в отношении рассмотрения этого дела. Если преступник был арестован позже, после совершения преступления, юрисдикцию имел феодал той местности, где находилось постоянное местожительство преступника. Если преступление нарушало права графа, герцога или короля, то юрисдикция принадлежала тому, чьи права были нарушены.

Таким образом, убийство королевского должностного лица или измена короне разбирались в королевском суде. Однако в противоположность Англии во Франции не существовало общей или исключительной королевской юрисдикции в отношении тяжких преступлений, так же как не существовало общей или исключительной королевской юрисдикции в отношении серьезных гражданских правонарушений. Французская королевская юрисдикция по уголовным делам была в чем-то похожей на юрисдикцию федерального правительства Соединенных Штатов, — это была юрисдикция в отношении "федеральных преступлений", многие из которых могли также преследоваться как "государственные преступления" различными политическими образованиями, составлявшими королевство Францию.

 Отправлено: 11.05.15 03:11. Заголовок: • Средневековое суд..

• Средневековое судопроизводство

Термин «юстиция» имел в Средние века два значения. Одно из них означало чуть ли не главную по тем временам добродетель: справедливость и беспристрастность, а другое – собственно концепцию юридической науки, которой Ульпиан[17] дал такое определение: «Правосудие – это постоянное и неослабевающее желание наделить каждого его правами». Это определение было заимствовано из римского права, которое Запад открыл для себя в XII в. Исходя из этого двойственного понимания, и родилась юридическая мысль, взятая на вооружение теологами (в частности, Фомой Аквинским) и юристами. Фома Аквинский различал общее право, призывающее человека поступать в интересах всего общества, и частное право, регулирующее взаимоотношения между людьми.
На практике все было гораздо сложнее. Средневековое общество оказалось втиснутым в тесные рамки запутанной системы прав и юридических норм, переплетающихся и иногда вступающих в противоречие и приводящих к конфликтам. Существовало правосудие гражданское и уголовное, суды низшей и суды высшей инстанций, церковные и светские суды. В действительности грань, разделяющая уголовные процессы от гражданских, оставалась очень зыбкой до конца рассматриваемого нами периода. В Парижском парламенте в Турнели (палата по ведению уголовных процессов была создана в начале XIV столетия) некоторые дела относились к гражданскому судопроизводству, принимая во внимание личность обвиняемого или сложившуюся политическую конъюнктуру. В рамках феодального права деление на суды низшей и высшей инстанций произошло, начиная с XI в. В судах высшей инстанции рассматривались серьезные правонарушения, такие как причинение вреда здоровью потерпевшего, умышленный поджог, насилие, измена, совершение которых иногда каралось смертью или присуждением штрафов в размере 60 су и выше. В компетенцию судов низшей инстанции входили дела, облагавшиеся штрафом менее 60 су. В действительности подобное разделение не всегда соблюдалось, и хотя ведение дел юристами в судах высшей инстанции считалось престижным, ввиду суровости выносимых ими наказаний (что подтверждалось возведением виселиц), оно не приносило такого дохода, как суды низшей инстанции, основанной исключительно на штрафных санкциях. Иногда сеньоры объединяли обе судебных инстанции в одну, несмотря на то, что их разделение было одним из факторов установления феодальной иерархии. Отправление церковного правосудия осуществлялось церковными судами, полномочия которых закреплялись в рамках григорианской реформы. Вынесение смертного приговора было запрещено, и в конце Средневековья существование церковных трибуналов иногда ставилось под сомнение светской властью, считавших выносимые ими приговоры недопустимо мягкими.
Наконец, королевский суд вершился представителями короля, сенешалями или бальи. Роль короля как верховного судьи заключалась в том, что он имел право выносить решение по любому делу, а также мог помиловать приговоренного, при условии, что он сознался в совершенном преступлении.

В этой юридической неразберихе совершенно четко выделялся один принцип организации правосудия: принцип территориальной подсудности. В этом случае суд осуществлялся мэром или представителями городской общины и являлся гарантией против произвола сеньоров. Следует, однако, заметить, что множественность юрисдикции способствовала росту количества штрафов, налагаемых на бедного подсудимого. Начиная с XIII в., идея, что справедливое правосудие может исходить только от принца, начинает доминировать в обществе. «Рука правосудия» была первой инсигнией, вручавшейся королю после помазания на царство. Королевская власть по своему происхождению считалась единственно справедливой, а судьи были лишь уполномоченными этой власти. Упрощение, а вместе с тем и централизация судебной власти явились результатом непреодолимого конфликта между светской и церковной юрисдикциями, первая защищала интересы и суверенитет государства, а вторая боролась на независимость церкви. 42 канон IV Вселенского Латеранского собора фактически признал это положение, когда запретил своим чиновникам, в рамках предоставленной им свободы, расширение в будущем правового поля церкви за счет светского правосудия.

Привилегия правосудия, предоставляемая церковникам и признававшая их неподсудность королевскому суду, неоднократно нарушалась государством, посягавшим на свободу церкви, в рамках проведения процессов по защите общественного порядка. Так, в 1301 г. Бернар Сессэ, епископ из Памье, предстал перед светским судом, предъявившим ему обвинение в «оскорблении его величества, измене, симонии, ереси и святотатстве».

Эти бесконечные конфликты между двумя юрисдикциями служили питательной средой для теоретических споров и дебатов.

 Отправлено: 11.05.15 03:36. Заголовок: Фрески замка ..

Фрески замка Монтаржи

«Суд Божий» – так в Средние века называли поединки в ходе судебного разбирательства, считая их исход выражением высшей воли, покаравшей виновного. Возможно, в этом есть определенный психологический смысл: тот, кто чувствовал за собой вину, неизбежно совершал роковую ошибку. Яркую мистическую окраску единоборства получили еще задолго до Средневековья. Уже в поэмах бессметного Гомера исход поединков древних греков предрешали боги Олимпа, незримо направляющие карающую десницу.

История поединков уходит во тьму веков. К большому сожалению, сведения о многих знаменитых дуэлях древности, Средневековья и даже более позднего времени нам совершенно неизвестны. Зато историки твердо знают: дуэли широко распространились среди большинства народов, населявших Европу, примерно в VII в., а совсем не во времена блестяще описанных Александром Дюма мушкетеров, как полагают некоторые.

Как это ни прискорбно, но из тех далеких времен до нас практически не дошли какие-либо свидетельства о частных поединках.

Нет никаких сомнений: люди тогда дрались разным оружием и без оного, по правилам и без всяких правил, пока шестьсот лет спустя французы наконец не разработали своеобразный «этикет дуэли», создав подробно расписанную процедуру вызова на поединок, его подготовки и проведения. Большую роль в подготовке этих правил сыграли рыцарские турниры и судебные поединки: в Средние века они приравнивались судом и церковью к «суду Божиему».

Поскольку юстиция Средневековья во многом строилась на религиозно-мистических постулатах, такие поединки поощрялись духовенством и назначались в тех случаях, когда суд окончательно заходил в тупик или дело казалось судьям связанным с «нечистым».

Стоит рассказать об одном из судебных поединков, настолько необычном, что он стал историческим курьезом, а его сюжет запечатлели в росписях на стенах замка Монтаржи. В средневековых документах встречается несколько различных версий этого поистине «суда Божиего», но мы станем придерживаться той, которую изложил в своих известных «Хрониках» историк и писатель XV в. Оливье де ля Марш.

Перенесемся во Францию начала XIV в. Де ля Марш рассказывает: жили в те времен два рыцаря – мессир Оббери де Мондидье и мессир Андре Машер. Были они весьма дружны между собой, но, как это достаточно часто случается, один из друзей превосходил другого многими талантами, отвагой и мужественной красотой. Мессир де Мондидье отличался необычайной храбростью, воинским талантом, веселым нравом и честностью. За это его любил сам король и уважали другие синьоры.

Мало-помалу, по прошествии определенного времени, дружба со стороны Андре Машера переродилась в гнетущую черную зависть, а потом и в лютую ненависть к Оббери. Однако мессир Машер тщательно скрывал все, что творилось в его душе, и терпеливо дожидался своего часа.

Однажды на охоте эти два рыцаря оказались одни в густом лесу Бонди неподалеку от Парижа. Убедившись, что рядом никого нет, и остальные охотники находятся далеко, Машер решил раз и навсегда разделаться с де Мондидье. Затем, воспользовавшись его отсутствием, постараться занять освободившееся место фаворита возле королевского трона. Выхватив меч, Андре неожиданно вонзил его по самую рукоять в спину ничего не подозревавшего друга, со злорадной улыбкой повернул клинок и, расширяя смертельную рану, тут же выдернул его.

Чтобы убрать с лезвия еще дымившуюся кровь убитого, он начал чистить меч, втыкая его в мягкую лесную землю. И в этот момент на Андре яростно бросилась любимая борзая погибшего рыцаря, Оббери. Отшвырнув ее ногой, злодей наспех забросал тело павшего жертвой его коварства де Мондидье хворостом, а сам поспешно вскочил на коня и, пустив его в галоп, ускакал прочь от проклятого места. Машер не испытывал никаких угрызений совести и был полностью уверен: никто никогда не узнает о совершенном им преступлении! Свидетелей нет, тело в глухом лесу не найдут, обвинять его некому.

Вернувшись в Париж, Машер вместе со всеми синьорами притворно печалился о судьбе безвестно пропавшего фаворита короля, рыцаря де Мондидье. Между тем верная борзая на протяжении нескольких дней оставалось около тела своего несчастного хозяина, и только мучительный голод заставил ее уйти из леса. Собака побежала в Париж, во дворец короля, туда, где часто проводил время ее погибший хозяин. В те времена породистые собаки, свободно бегавшие по залам и галереям королевского дворца, ни у кого не вызывали и тени недоумения. Поэтому борзая беспрепятственно проникла во внутренние покои.

Увидев в одном из залов гнусного убийцу, собака стала яростно бросаться на него. Ее пытались отогнать слуги, удерживали ее ошейник, но она упорно вновь и вновь кидалась на мессира Андре. К тому же все прекрасно знали, чья это собака!

– Это неспроста, – поразмыслив, решил король. – Уведите собаку и хорошенько ее накормите. Потом отпустите ее на волю. Но когда борзая убежит из дворца, пусть слуги проследят, куда она направится.

Приближенные короля в точности выполнили его приказание: собаке дали обильную пищу, а потом несколько вооруженных рыцарей и слуги верхом последовали за ней.

Каково же было их удивление, когда борзая уверенно привела людей в густой лес Бонди к большой куче хвороста в чащобе! Разбросав сухие ветки, рыцари обнаружили под хворостом окровавленное тело мессира Оббери де Мондидье.

О происшествии немедленно доложили королю. Монарх повелел собрать совет и приказал предстать перед ним мессиру Андре Машеру.

– Что вы можете сказать нам по поводу случившегося, мсье? – спросил его глава совета. – Многие видели, как вы отправились в глубь леса вдвоем с погибшим.

Оправдания Машера, которые он выдвигал в свою защиту, выглядели неубедительными и не удовлетворили королевский суд. Он постановил:

– Мессир Андре Машер должен сражаться с борзой, дабы в ходе этого поединка полностью очиститься от подозрений в убийстве мессира Оббери де Мондидье.

– И да свершится суд Божий. Аминь! – заключил король…

Поединок решили провести на острове Сите, где сейчас на берегах, омываемых Сеной, стоит знаменитый собор Парижской Богоматери. Назначили день и час. По постановлению королевского суда собака могла драться зубами и когтями, а Машер имел право получить щит и обороняться от борзой палкой. Король признал такое решение вполне справедливым, и все рыцари согласились с ним. Возражения мессира Машера в расчет не принимались.

В назначенный день городские стражники отгородили место поединка. Поглядеть на необычную схватку приехал сам король и с ним многие влиятельные синьоры. В одном конце огороженного места встал мессир Андре Машер со щитом и палкой в руках, а в другом, напротив него, держал за ошейник собаку другой рыцарь – приятель покойного де Мондидье. Дали знак к началу поединка и собаку отпустили.

Машер даже не успел опомниться, как борзая стрелой понеслась к нему, высоко подпрыгнула и вцепилась зубами в горло! Как ни изворачивался Андре, как ни пытался оторвать от себя собаку, скинуть на землю и убить ее, ничего не получалось. Борзая уже сбила его с ног и готовилась растерзать, но ей помешали довести дело до конца.

– Оттащите пса! – приказал король. – Машер виновен!

– Виновен! – вслед за королем мрачно повторили члены суда.

– Я не хочу, чтобы правосудие свершила собака, – хрипло рассмеялся монарх, глядя на окровавленного мессира Машера. – Это моя привилегия. Бог уже вынес свое решение, поэтому мне остается только выполнить его волю на грешной земле. А тебе, подлый убийца, предстоит держать ответ перед Всевышним. И очень скоро!

По знаку короля стражники оттащили в сторону упиравшегося пса. Подавленного случившимся мессира Андре Машера королевские палачи подхватили под руки и поволокли на виселицу, чтобы предать позорной для дворянина смерти через повешение. Там его при стечении народа и вздернули, в назидание всем, кто совершает и замышляет черные дела.

Хронист Оливье де ля Марш не преминул отметить: когда тело Машера перестало дергаться в петле, собака покойного де Мондидье сразу же успокоилась…

 Отправлено: 18.05.15 18:14. Заголовок: Эшевены (Echevins, s..

Эшевены (Echevins, scabini) — должностные лица в средневековой Франции, преимущественно в городах. Чаще всего эшевенами называются члены городских советов в некоторых областях Франции, преимущественно на старой территории франкской оккупации и соседних землях. Так, название эшевенов для членов городских советов мы встречаем в Артуа, Фландрии, Амьенском округе, Понтье. В Нормандии, где господствовала система так называемых «Руанских установлений» (Etablissements de Rouen), со сложной системой советов, эшевенами назывались члены одной из коллегий. После 1321 г. Э. в Руане исчезли, но вновь появились в 1389 г. в другом виде. Раньше их было 12, теперь их стало 6; они избирались на три года горожанами и составляли ядро городского совета. Коллегия эшевенов могла быть и пожизненной (например, в Лилле после реформы 1235 г.). Э., прежние скабины, созданные реформой Карла Великого (см. Скабины), были судебными заседателями. В эпоху феодализации они были поглощены сеньориальным режимом и сделались всюду, где существовали, заседателями при вотчинном суде сеньора. Коммунальная революция в большинстве случаев стерла этот институт, а названием эшевенов воспользовались для создания городского совета, которому и были переданы судебные функции. Э., о которых говорилось выше, не имеют по большей части ничего общего с сеньориальными должностными лицами. Известна и другая коллегия эшевенов, которая часто существовала рядом с городским советом коммуны, но носила совершенно иной характер. Эти Э. — чисто судебная коллегия; никаких административных функций, как у советов, у них не имелось. Они сохраняли за собой старые сеньориальные титулы, выбирались сеньором и вели судебное разбирательство под председательством должностного лица, назначенного сеньором. Эти Э. представляют любопытный пережиток старого порядка. Они выбираются из числа горожан, т. е. членов коммуны, и судят горожан, т. е. людей, не подчиненных сеньору, а между тем назначаются сеньором. Это не вотчинный суд, но это и не суд коммунальный. Известия о нем появляются не раньше XIII в. и очень скудны. По-видимому, назначение сеньорами — простая фикция, которая совершенно не мешает эшевенам делать свое свободное дело. Функции их не везде одинаковы. Благодаря сеньориальной этикетке, враги коммун относились к ним снисходительно: суд эшевенов, сеньориальный по имени, вольный по существу, часто переживал гибель коммун и становился на место уничтоженных коммунальных органов. Имя эшевенов сохранилось и позднее, но институт не перешел в новое время.

 Отправлено: 19.05.15 08:28. Заголовок: http://coollib.com/b..

http://coollib.com/b/267708/read
Интересные факты о средневековых процессах. В частности там изложено дело молодого дворянина которого пытали и заклеймили цветком лилии. Так что дворян тоже пытали и клеймили.
Ещё два дела. Молодой бондарь приговоренный к смертной казни говорил только о своей любви и своих чувствах к невесте Маргарит. Похоже остальное его не интересовало.
Девушка когда её возлюбленный женился на другой подмешала новобрачным какое-то приворотное зелье от которого молодые супруги скончались. Несмотря на четыре пытки девушка говорила только о своей любви и отрицала вину.