Отправлено: 12.05.13 08:35. Заголовок: Городское право

Городское право

В конце XI и в XII столетии возникли тысячи новых городов — в Северной Италии, Фландрии, Франции, Нормандии, Англии, немецких княжествах, Кастилии и Арагоне и в других частях Европы. Новые города появились даже до того, как сами эти территории стали целостными политическими образованиями, а в некоторых отношениях городские общины имели больше общего друг с другом, чем с теми странами, в которых они располагались. Ибо как ни был разнообразен их облик, они все обладали общим самосознанием городских сообществ и все имели схожие правовые институты — все они управлялись системой городского права.

Это, конечно, были не первые города в мировой истории. Однако до них не было и ничего в точности на них похожего. В период с I в. до н. э. по IV—V вв. н.э. Римская империя состояла из тысяч городов, но эти города служили главным образом центрами административного контроля римской императорской власти и управлялись императорскими чиновниками. Города Древней Греции, напротив, были самодостаточными, независимыми городами-государствами. В противоположность и Греции и Риму те города, которые возникли в Европе в XI—XII вв., не были ни административными постами центральной власти, ни самостоятельными республиками. Они были нечто среднее.

После того как Западная Римская империя в V в. окончательно пала под ударами германских завоевателей, почти все римские города на Западе быстро пришли в упадок и к IX в. практически исчезли. Так обстояло дело даже в Северной Италии. Но в Южной Италии, оставшейся преимущественно под византийским владычеством, где были сильны арабские влияния, выжили Неаполь, Салерно, Бари, Сиракузы, Палермо и другие римские города.

Кроме того, сохранились некоторые важные морские порты за пределами Южной Италии, такие как Венеция и Дуррес на Адриатике и еще несколько портовых городов на средиземноморском побережье будущих Франции и Испании. Некоторые расположенные в глубине материка города, например Кельн, Милан и Лондон, тоже продолжали свое существование, но стали, по сути, торговыми поселениями, торговыми кварталами при крепостях.

За редкими исключениями, одним из которых был сам город Рим, не существовало никакой политической преемственности между бывшими римскими городами и теми европейскими городами, которые в конце концов выросли, часто на месте или вблизи римских поселений, в XI—XII вв. Разумеется, в тех городах, где располагалась епископская кафедра (то есть центр епископской епархии), существовала преемственность церковной власти, но даже и они деградировали от крупных центров метрополии до уровня городков, почти сливавшихся с сельской местностью.

В 1000 г. к западу от Венеции или к северу от Палермо было всего несколько поселений, насчитывавших более нескольких тысяч жителей.

Однако не малый размер или малое количество жителей в первую очередь отличали крупные и мелкие города или города и местечки Западной Европы в 1000 г. от новых городов, возникших за два последующих столетия, а скорее их нечетко выраженный социальный и экономический характер, с одной стороны, и относительно нечетко выраженный политический и правовой характер — с другой. В социальном и экономическом отношении города до 1000 г. состояли преимущественно из людей, живших земледелием. Были и купцы, они жили в торговых кварталах, обычно располагавшихся сразу за стенами замка или другого укрепления.

Были рыцари и дворяне, жившие внутри замка, но эти классы составляли меньшинство населения, а ремесленников и мастеров было совсем мало. Большей частью город был просто большой деревней, среди жителей которой было несколько купеческих и военных семейств. В политическом и юридическом отношении город также не был независимым образованием, а его жители не имели никакого специального статуса или привилегий, которые отличали бы их от сельских соседей.

Если он случайно не совпадал с территорией сотни, манора, епархии, аббатства или еще какого-нибудь политического образования, город не имел и собственной судебной или административной организации. С точки зрения социального положения жители его были не горожанами, а рыцарями, свободными крестьянами, сервами, рабами, клириками или купцами. Если у них была земля, то на основе той же системы держания, которая господствовала за пределами города.

Как подчеркивал Анри Пиренн, существовавшие в Европе до XI в. города лишены были двух основных признаков западного города нового времени: там не было среднего класса и муниципальной организации. Пиренн утверждает, что в 1000 г. в Западной Европе городов не было, если под городом понимать либо поселение, жители которого живут не возделыванием земли, а коммерцией (ему бы надо было добавить "и промышленностью"), либо общину, являющуюся правовым образованием и имеющую присущие ей

 Отправлено: 12.05.13 08:36. Заголовок: Причины подъема новых городов

Причины подъема новых городов

Подъему новых городов способствовали различные факторы: экономические, социальные, политические, религиозные и правовые.

Экономические факторы. Анри Пиренн объяснял возникновение европейского города нового времени в Европе в XI—XII вв. прежде всего возрождением торговли. Он подчеркивал тот факт, что в XI в. рынок, обычно располагавшийся в "пригороде" замка, или епископского дворца, или аббатства, начал поглощать главную территорию. Именно этот пригород и стал ядром нового города. Пиренн также усматривал в появлении тысяч новых городов по всей Европе в XI—XII столетиях результат напора со стороны нового купеческого сословия. Позднейшие исследователи справедливо критиковали это объяснение за пренебрежение тем фактом, что большинство (вероятно, 4/5) населения городов составляли производители, а не купцы и что эти производители — в основном мастера и ремесленники — пришли из избыточного сельского населения, появившегося благодаря быстрому увеличению производительности сельского хозяйства в XI в. Рост благосостояния сельского населения был также необходимой предпосылкой для снабжения городов продовольствием и сырьем и для сбыта их продукции. Таким образом, экономические причины возникновения новых городов следует связывать не только с ростом сельского хозяйства, но и с ростом сословия мастеров и ремесленников и других производителей промышленной продукции. Города дали новый способ производства и новый способ распределения.

Социальные факторы. С экономическими причинами урбанизации были тесно связаны и более широкие социальные факторы. XI и XII столетия были эпохой великих социальных перемещений по горизонтали и по вертикали. Исход сервов, свободных крестьян и мелкого дворянства из манора был частью мощного пульса жизни, которая росла, ускоряла темп, искала новых возможностей. Эти социальные факторы были также и причинами, а не только следствиями явления, которое Роберт Лопес называет "торговой революцией", но которое можно назвать и "промышленной революцией" XI—XII столетий.

Говоря словами Лопеса, "постоянно создавались новые возможности... вскарабкаться из одного сословия в другое. Подмастерья становились мастерами, удачливые ремесленники становились предпринимателями, новые люди делали состояния на торговле и предоставлении займов. Постоянная иммиграция из деревни стимулировала экспансию. Целые деревни постепенно теряли всех своих жителей, которые уходили в город, начиная с крестьян и кончая землевладельцами".

Хотя в большинстве городов Европы социальная и экономическая, а также политическая власть со временем все больше сосредоточивалась в руках довольно небольшой группы богатых купцов, первоначальное представление о городе как о месте больших возможностей, где можно продвинуться вверх по социально-экономической лестнице, оказало долговременное влияние на облик города. Примечательно, что в городах Северной Европы и в некоторых городах Средиземноморья начиная с XI—XII вв. почти не было рабства, в отличие от городов Древней Греции и императорского Рима и в отличие от европейских поселений до 1000 г.

Политические факторы. Императоры, короли, герцоги и нижестоящие (сеньориальные) правители, а также папы и епископы часто находили способ повысить свою обороноспособность и увеличить богатство, предоставляя хартии городам, которые в этом случае открывались для притока иммигрантов из деревни — в основном крестьян и мелких дворян.

Часто такие города в военном отношении были куда эффективнее замков, так как горожане обычно получали право и долг носить оружие. Крестьяне веками лишены были такого права и такой обязанности, хотя их и призывали в чрезвычайных обстоятельствах, а рыцарям за военную службу надо было платить. Горожан, конечно, надо было обеспечить оружием, но зато они подлежали призыву на всеобщую воинскую службу для защиты города.

Во многих местах, где уже исчезло народное ополчение племен и деревень германской эпохи, а феодальный набор рекрутов был не гарантирован, феодальные монархи, герцоги, графы и другие крупные феодалы очень рассчитывали на военные обязательства городов для защиты своих владений. Так, в Англии указ "Assize of Arms" 1181 г. постановил, что "все горожане и все общины свободных людей" должны носить определенные виды оружия, тем самым сделав всех граждан солдатами, а все города военными единицами.

Помимо военной поддержки новые города давали правителям территорий существенное увеличение экономических ресурсов, уплачивая пошлины, рыночные налоги и ренты, а также поставляя промышленные товары. В этой связи право многих городов чеканить деньги и обязанность горожан платить за свою землю деньгами представляли собой значительный отход от преимущественно бартерной экономики. Правители Европы, короли и феодалы, так же выигрывали от этой перемены, как и новые торговые и промышленные сословия.

Конечно, такие политические стимулы к основанию городов были у европейских правителей и раньше, по крайней мере потенциально, но в XI—XII вв. политические условия для их реализации стали более благоприятными. Прекратились нашествия на Европу. Рамки рода, деревни, манора дополнились теперь более широкими территориальными рамками королевства, княжества, герцогства. Правители таких территориальных объединений были достаточно сильны, чтобы терпеть в своих владениях новые политические образования и даже обратить на них внимание, а для их заселения имелось крестьянство и мелкое дворянство.

Несомненно, возникновение новых городов было стимулировано совместным действием социальных, экономических и политических факторов, и трудно представить себе, что вне этих факторов в течение нескольких столетий по всей Западной Европе появилось бы около 5 тысяч новых городов. Их возникновение началось в XI в., достигло апогея в XII и продолжалось на всем протяжении XII, XIV и XV вв.

Однако имелись также социальные, экономические и политические факторы, действовавшие в противоположном направлении. Феодальные сеньоры, включая епископов и аббатов, имели большой экономический интерес в предотвращении ухода своих крестьян в города; они также не склонны были уступать свою политическую власть новым городским образованиям. Сходным образом и короли, императоры и прочие правители, жаловавшие городам хартии вольностей, были прямо заинтересованы в том, чтобы включить в них статьи, обеспечивавшие им постоянный контроль над горожанами. Городам часто приходилось отстаивать свою независимость — и они часто проигрывали. Кроме того, большинство крестьян и мелких дворян вряд ли жаждали покинуть маноры и деревни, ведь это означало для них утрату традиционных уз и ценностей ради нового и неизвестного.

Здесь мы сталкиваемся с ограниченностью традиционной теории общества в объяснении исторических перемен. Недостаточно показать, что основные социальные, экономические и политические условия благоприятствовали им. Одни условия не производят перемен, как одна лишь почва и семена не производят урожая.

Больше того, условия, благоприятствующие переменам, могут благоприятствовать и стабильности. Даже марксистская теория диалектического материализма всего лишь утверждает, что "в конце концов" возобладают силы перемен, оставляя открытым ключевой вопрос о времени и обстоятельствах. Однако ясно, что нет никакого способа узнать, почему произошла та или иная великая историческая перемена, не узнав сначала, когда и как это случилось.

Религиозные и правовые факторы. Бели ближе рассмотреть время и обстоятельства появления новых городов Европы, если спросить, что именно вызвало урбанизацию в конце XI—XII в. и не раньше, если захотеть объяснить процесс, в результате которого развилось и преуспело городское движение, то придется принять во внимание два фактора, часто оставляемые в стороне историками общества, экономики и политики: фактор религии и фактор права.

Новые города XI—XII вв. были религиозными ассоциациями в том смысле, что каждый из них держался на религиозных ценностях и обрядах, включая религиозные клятвы. Многие города были присяжными общинами, и целый ряд городов был основан организациями инсургентов. Города, основанные когда-то купцами, часто управлялись какой-нибудь купеческой гильдией, которая сама была религиозной ассоциацией, посвятившей себя делам благотворительности и религии наряду с управлением деловыми предприятиями. Города, созданные по инициативе императоров, королей, герцогов или епископов (или других духовных лиц), также были задуманы как братства, державшиеся на клятвах.

Подчеркивая религиозный характер городов, мы вовсе не хотим сказать, что они были церковными ассоциациями. Они были полностью отделены от церкви и в этом смысле были первыми светскими государствами Европы. Тем не менее, многое из своего духа и облика они взяли от церкви. В самом деле, странно было бы ожидать иного, ведь города возникали в эпоху Папской революции.

Новые европейские города XI—XII вв. стали первыми ассоциациями в том смысле, что каждый из них держался на общем городском правовом сознании и на своеобразных городских правовых институтах. На практике большинство европейских городов возникало в результате юридического акта, обычно пожалования хартии, причем города не просто возникали, их основывали. Более того, хартия почти неизменно устанавливала основные "вольности" граждан, которые обычно включали значительные права самоуправления. Конечно, правовой характер новых европейских городов был тесно связан с их религиозным характером. Хартии подтверждались религиозными клятвами, а эти клятвы, возобновляемые при смене должностных лиц, включали прежде всего обязательство соблюдать городские законы.

О важном значении и религиозных и правовых факторов в возникновении западноевропейских городов можно судить хотя бы в сравнении с развитием городов в тогдашней исламской цивилизации Ближнего и Среднего Востока. Там, несмотря на наличие сходных экономических и политических факторов (процветающую торговлю, мелкую промышленность, средние слои населения, сильную централизованную территориальную власть) и физическое сохранение там многих городов Римской империи, городская культура была слаба.

В экономическом и политическом отношении исламские города не обладали корпоративным единством и независимостью, по существу, это были большие деревни, более или менее сливавшиеся с сельской местностью. В сравнении с Западом решающая разница состояла в том, что исламские города, с одной стороны, никогда не были присяжными общинами, никогда не состояли из религиозных гильдий или братств, а с другой — никогда не признавались корпорациями и не получали хартий прав и свобод. В противоположность западной культуре со времени Папской революции ислам лишен был и страстного стремления исправить и спасти светское общество, и понятия о том, что соперничающие множественные политии и правовые системы могут служить орудиями такой реформы и искупления.

Европейский город в конце XI и в XII в. по меньшей мере в той же степени был обязан своим ростом тогдашней трансформации религиозного и правового сознания, связанной с Папской революцией, что и торгово-промышленной и военно-политической трансформации (тоже связанной с Папской революцией).

Урбанизация стала возможна тогда, и не раньше, и именно там, а не в ином месте, благодаря новым религиозным и правовым понятиям, институтам и практике, благодаря новым религиозным страстям, действиям, связанным с общинами и другими братскими ассоциациями, коллективными присягами, юридической личностью, хартиями вольностей, рациональными и объективными судебными процедурами, равенством прав, участием в законотворчестве, представительным правлением и самой государственностью. Эти проблемы, в свою очередь, были связаны со структурными характеристиками западной традиции права, разделяемыми не только городским правом, но и всеми одновременно складывавшимися правовыми системами.

Трудно даже представить возникновение европейских городов без городского правового сознания и системы городского права. Но если бы это и произошло, то есть даже если бы на Западе каким-то образом возникли крупные, густонаселенные центры торговли и промышленности, не имеющие фундамента в виде городского права, какими бы они были?

Быть может, как древние римские города, это были бы просто военные и административные форпосты какой-нибудь центральной власти (или властей) или они были бы, как исламские города, просто большими деревнями, лишенными независимого характера, не имеющими самостоятельной, целостной общественной жизни, а может быть, они были бы еще чем-нибудь. Но вот городами в современном западном смысле они бы никогда не стали. Они были бы лишены осознанного корпоративного единства и способности к органичному развитию, черт, которые и придали западному городу его уникальный облик.

 Отправлено: 12.05.13 08:37. Заголовок: Происхождение городов Западной Европы

Происхождение городов Западной Европы

В первые десятилетия XIV в., до того как "черная смерть", чума 1348- 1350 гг. выкосила не менее трети, а возможно и более половины городского населения, в городах Западной Европы жило около 6 миллионов человек — из общего населения примерно в 60 миллионов. Хотя по этому периоду истории точные статистические данные получить невозможно, есть достаточно оснований для научной догадки о том, что в конце XII в. из общего населения в примерно 40 миллионов около 4 были городскими жителями.

В начале XIV в., по мнению некоторых ученых, четыре города имели население свыше 100 тысяч — это Венеция, Флоренция, Палермо и Париж, а еще в пяти городах — Милане, Генуе, Барселоне, Кельне и Лондоне — жили примерно по 50 тысяч человек. Городов, имевших, по оценке специалистов, население от 20 до 40 тысяч каждый, было больше, и в их число входили Болонья, Падуя, Гент, Брюгге, Страсбург, Нюрнберг, Любек и Гамбург. Еще больше было городов с населением от 6 до 20 тысяч, таких как Йорк, Бристоль, Ипр, Антверпен, Аугсбург, Франкфурт, Цюрих, Базель и другие.

Некоторые же специалисты считают, что в Милане и Венеции жили по 200 тысяч человек, а в Генуе и Неаполе (как и в Париже, Палермо, Флоренции) примерно по 100 тысяч. Еще один автор оценивает население Парижа в 100 тысяч в конце XII в. и в 240 тысяч в конце XII. Ну, разумеется, было и множество городов с населением менее 6 тысяч человек, а во многих все население исчислялось сотнями жителей.

Эти большие и малые города, столь различные по размерам, возникали и развивались весьма разнообразными способами и по весьма разнородным причинам. Однако существовали определенные общие модели, делавшие все их городами, точно так же, как существуют определенные общие модели, делающие разные национальные государства XX в. национальными государствами.

Наилучший путь раскрыть эти общие модели — описать происхождение и раннее развитие городов разных видов в разных частях Европы, начиная с Франции и направляясь затем в Нормандию, Фландрию, германские герцогства, Англию и, наконец, в Италию.

 Отправлено: 12.05.13 08:38. Заголовок: Пикардия (Франция): ..

Пикардия (Франция): Камбре, Бове, Лан

Камбре в Пикардии (на крайнем севере нынешней Франции), на месте которого раньше располагался римский город Камаракум, завоевывали мадьяры и норманны. К X в. он стал маленьким епископским городом, за стенами которого располагался огороженный частоколом торговый квартал. К 1070 г. пригородные купцы разбогатели настолько, что потребовали огородить свой квартал каменной стеной.

В 1075 г., вскоре после того, как папа Григорий VII провозгласил политическое и правовое единство церкви и ее независимость от империи, население Камбре, возглавляемое одним священником-папистом и богатыми купцами, восстало против власти императора и его епископа и "присягнуло коммуне" [т.е. коллективной присягой основало городскую общину].

Это восстание быстро подавили. Однако еще через два года, когда новый епископ покинул свою епархию для принятия императорской инвеституры, второе восстание добилось успеха. Вновь возглавляемые григорианцем-священником и богатыми купцами, жители Камбре принесли присягу на верность городской коммуне и поклялись защищать ее от восстановления епископской власти. Однако в 1106 г. вмешался император, еще раз раздавив общину. И только по окончании борьбы за инвеституру (1122 г.) Камбре получил новую хартию вольностей, самый старый список которой датируется 1184 г.

Другие епископские города Пикардии на севере Франции последовали примеру Камбре и в конце XI — начале XII в. восстали против императорской власти, провозглашая присяжные коммуны. Как и в Камбре, епископы, власть которых первоначально исходила от императора, часто (хотя и не всегда) выступали против коммун, а партия папы их часто поддерживала. Так обстояло дело не только в Северной Франции, но и в Нидерландах и в Северной Италии, где происходили городские бунты, подобные камбрийскому.

Бове, тоже в Пикардии, представляет особый интерес, потому что в XII в. он получил хартию, обеспечивавшую большие полномочия самоуправления и широкие привилегии граждан (буржуа). Присяжная коммуна была создана в Бове в последние годы XI столетия, после четырех десятилетий острого конфликта между буржуа и целым рядом епископов. В конце концов король Людовик VI (1108—1137) издал хартию, признавшую власть общины; в 1144 г. ее подтвердил Людовик VII, а в 1182 г. (с некоторыми дополнениями) Филипп-Август.

Среди 17 статей хартии были такие:

все люди в стенах города и в пригороде должны принести присягу коммуне;
каждый должен помогать другому, как сочтет правильным;
если любой человек, присягнувший коммуне, подвергается нарушению его прав и приносит жалобу пэрам коммуны (имеются в виду ведущие граждане города), они пусть примут меры против личности или собственности обидчика, разве что он возместит ущерб в соответствии с их решением; а если обидчик бежал, пэры коммуны пусть совместно получат удовлетворение за счет его собственности или личности или тех, к кому он бежал;
так же, если купец приедет в Бове на рынок и кто-нибудь в стенах города нарушит его права и пэрам поступит жалоба, они должны дать купцу удовлетворение;
ни один человек, нарушивший права члена общины, не будет допущен в город до тех пор, пока он не даст возмещения согласно решению пэров; это правило может, по совету пэров, не применяться в отношении лиц, приведенных в город епископом Бове;
ни один член коммуны не должен предоставлять кредит ее врагам и общаться с ними, кроме как с разрешения пэров;
пэры коммуны пусть присягнут, что они будут судить справедливо, а все прочие пусть присягнут, что будут признавать и исполнять решения пэров.

Другие положения касались работы мельниц, взимания долгов (человек не мог быть взят заложником за долг), общественной защиты пищи, равных мер тканей, ограничений разных феодальных трудовых повинностей, которые горожане все еще были должны нести в пользу епископа.

Хартия не определяла форму управления городской общины, а только устанавливала, что ее пэры должны выносить решения и гарантировать жизнь и собственность ее членов. На практике хартия ничего не добавляла к тому, что было установлено не менее одного-двух десятилетий назад, за исключением последнего положения, в котором говорилось, что "мы, [король], уступаем и подтверждаем правосудие и суждение, которое будут осуществлять пэры".

Короче говоря, хартия была признанием свершившегося факта: восстания буржуа города Бове в разгар Папской революции, формирования его присяжной коммуны, ограничения политической и экономической власти епископа, который прежде был не только главным духовным лицом, но и главным сеньором города, и принимал самое активное участие в местной и межсемейной политике. Хотя сама-хартия была лаконична до крайности, она ясно подразумевала, что сеньориальные права в городе Бове будут отныне сурово ограничены.

Положение, что "все люди" должны принести присягу общине и подчиняться ее юрисдикции, не включало духовенства и дворян вне зависимости от того, жили они в стенах города или за ними. На практике новые городские сообщества Европы соперничали с духовными и феодальными властями. На заднем плане этого соперничества стояли центральные королевские и папские власти, помогавшие его упорядочить.

Бове был несколько необычен, хотя ни в коей мере не уникален, тем, что епископская и феодальная власть в нем были объединены в лице епископа. Феодальный суд епископа Бове, который посещали все дворяне ("свободные"), подчиненные ему как феодальному сеньору, сохранял значительную светскую уголовную и гражданскую юрисдикцию над городом. В целом, однако, эти и другие феодальные прерогативы епископа уменьшались на протяжении XII и XIII столетий отчасти потому, что французская корона оказывала городам существенную поддержку в их борьбе против феодального контроля.

Церковная юрисдикция епископа была иное дело: здесь усилия городских властей уменьшить неприкосновенность духовенства в отношении городской юрисдикции в основном не имели успеха, в частности потому, что в этой борьбе на стороне церкви был обычно не только король, но и папа. Указ Филиппа-Августа в 1210 г. запретил магистратам французских городов арестовывать клириков, разве что те будут схвачены на месте преступления, но даже тогда их следовало передать в церковный суд, который один имел полномочия судить их по большинству дел.

Наконец, самой королевской власти городская община должна была уступать "высокое правосудие", то есть юрисдикцию в отношении преступлений, наказуемых смертной казнью, а также некоторый объем апелляционной юрисдикции в области "среднего" и "низкого" правосудия.

Несмотря на эти ограничения в пользу феодальной, епископской и королевской власти, в руках городской коммуны оставался значительный объем самостоятельной юрисдикции над ее членами и значительный объем самостоятельного и своеобразного городского права.

Многие новые городские коммуны на севере и юге Франции, а также в других частях Европы называли себя "коммунами ради мира". Среди них был Лан, расположенный недалеко от Камбре и Бове. Именно там в 1128 г. Людовик VI признал этот город "прибежищем мира и безопасности для всех, равно свободных и несвободных". И здесь также непосредственным политическим вопросом был конфликт между епископом и гражданами. Отчасти это был конфликт внутри церкви по поводу природы епископской власти и притязаний соперников — короля и папы — на верность епископа, отчасти же — конфликт между феодальными и городскими экономическими и социальными интересами и ценностями.

Подавление образовавшейся до этого коммуны повлекло за собой длительный период беспорядков. В 1112 г. даже был убит епископ. Указ был попыткой компромисса в духе Вормсского конкордата (1122 г.), который установил окончательный компромисс в борьбе за инвеституру. Была признана высшая феодальная юрисдикция епископа Лана, и он продолжал назначать местных судей, но мэр и "присяжные", соответствующие пэрам Бове и других городов, тоже имели юрисдикцию по соблюдению обычаев города и должны были обеспечивать правосудие, когда епископского было недостаточно.

Сервы, переселившиеся в город из других мест, получали свободу, а сервы местных помещиков освобождались от многих повинностей; были отменены менмортабль и формарьяж, а талья сведена к фиксированному платежу и ограничена определенным кругом лиц.

В Пикардии, как и в других областях Европы, время работало на городское самоуправление. Там, где, как в Лане, епископ сохранил право назначения на должности, его назначенцы становились муниципальными чиновниками магистрата и к концу XII столетия, как правило, избирались присяжными. Везде магистрат состоял из небольшой группы людей, выдвинутых ведущими гражданами и избираемых всеми жителями.

 Отправлено: 12.05.13 08:40. Заголовок: Франция: Лорри, Монтобан

Франция: Лорри, Монтобан

Весьма широким вольностям, дарованным Людовиком VI епископским городам Пикардии, можно противопоставить "элементарные свободы" (выражение Карла Стивенсона), данные тем же монархом десяткам городов, расположенных в королевском домене вокруг Парижа и прилегающих районах.

Один такой небольшой город возле Орлеана, Лорри, получил от Людовика VI знаменитую грамоту, послужившую моделью для многих таких городов. Эта грамота установила максимальный размер ренты за землю и дом, отменила талью и многие другие подати, уменьшила военные повинности до однодневной службы в ближайших окрестностях, упразднила подать (с одним только исключением, что люди, имевшие лошадей и повозки, должны были раз в год доставлять в Орлеан королевское вино), ограничила штрафы, наказания, пошлины, сборы и другие платежи.

Эта грамота установила, что любой человек, мирно проживший в городе год и один день, получает свободу и не может быть затребован своим прежним хозяином. Граждане могли продать свое имущество и отправиться куда угодно. Граждан нельзя было судить вне города, а для судебного разбирательства в городе были установлены различные нормы процедуры. Обязательного предоставления кредита отныне не существовало, только королю и королеве давалось две недели, чтобы заплатить за пищу.

К. Стивенсон замечает: "Лорри был очень маленький городок, и свободы там были явно второсортные. У него не было самоуправления, вся политическая власть оставалась за королем и его министрами. Однако же положение его жителей было, несомненно, привилегированным. Житель Лорри был экономически и юридически свободен. Он был вне досягаемости произвола домениальной эксплуатации. Его права держания и статус были типично буржуазными. Обычным объектом держания было не поле, а участок для строительства. Привилегии жителей были по существу такие же, какие требовали для себя купцы в качестве минимума для поселения в том или ином месте. Именно по этой причине обычаи Лорри пользовались столь замечательной популярностью в последующие века".

Если свободы Лорри были более "элементарными", чем Бове, это было обусловлено, несомненно, тем, что Лорри находился в королевском домене, а Бове — в домене вассала короля. Не только короли, но и герцоги, графы и другие правители областей имели сильные побудительные мотивы к тому, чтобы способствовать появлению городов на своих землях; города привлекали мастеровых, ремесленников и купцов, а с них можно было получать денежные ренты.

Однако в то же время правитель территории неохотно отказывался от политической власти над городами. Хороший пример — хартия вольностей, дарованная в 1144 г. городу Монтобану на юге Франции графом Альфонсом Тулузским. Граф предложил для нового поселения участок своей собственной земли, примыкающей к более старому городу Монториолю, в котором царила постоянная вражда между горожанами и главой аббатства, вдоль стен которого был построен этот город.

Желая переманить жителей из Монториоля, граф не только даровал свободы, но и согласился советоваться по ряду вопросов с "горожанами из лучших". Вероятно, именно с помощью таких горожан и был организован и финансировался город. К концу столетия Монтобан управлялся собственными выборными должностными лицами.

 Отправлено: 12.05.13 08:40. Заголовок: Фландрия: Сент-Омер, Брюгге, Гент

Фландрия: Сент-Омер, Брюгге, Гент

К середине XII столетия Фландрия стала передовым промышленным районом Европы, прежде всего благодаря своей текстильной промышленности, а Брюгге и Гент были самыми цветущими торговыми городами к северу от Генуи и Милана. Хотя граф Фландрии был вассалом французского короля, он правил Фландрией совершенно независимо от последнего на протяжении всего XI, XII и XIII столетий.

В то же время города Фландрии, хотя они были в политическом подчинении у могущественного правителя, достигли значительной независимости — даже большей, чем французские города. Некоторые фламандские города начинали развиваться как революционные коммуны, но большинство из них, по-видимому, достигло коммунального статуса мирным путем при поощрении графа, который щедрой рукой даровал хартии, но не забывал и обеспечить в них свои права.

Хартия Сент-Омера, дарованная графом Вильгельмом Клито в 1127 г., послужила образцом для более поздних хартий, пожалованных другим фламандским городам. Она констатировала, что Вильгельм по просьбе граждан (бургеров) подтверждает законы и обычаи Сент-Омера и независимость коммуны, которой они присягнули. Всем гражданам гарантировались мир и правосудие согласно справедливым решениям, которые "будут пользоваться всей той свободой, которой пользуются на всей земле Фландрии".

Судьи должны были разбирать споры, возникавшие в собственно городе, однако графский прево и духовенство тоже сохраняли юрисдикцию над определенными спорами. Хартия подтверждала древние права граждан на пастбища и старинное право освобождения от военной службы, за исключением службы для защиты графства Фландрии. Граждане освобождались также от разных феодальных налогов и повинностей, несправедливых поборов со стороны замкового гарнизона, тальи.

Кроме того, хартия признавала купеческую гильдию города. Членам гильдии объявлялось освобождение от разных пошлин, и граф обещал по возможности обеспечить им аналогичные свободы в Нормандии, Англии и Булони. Наконец, граф Вильгельм отдал жителям города на благо купеческой гильдии свой монетный двор в Сент-Омере, приносивший 30 ливров годового дохода. Это значило, что Сент-Омер отныне должен чеканить монету, город получал бы прибыль, а налоги графу не надо было бы уплачивать монетой со стороны.

Хартия Сент-Омера не ставила целью дать горожанам формальную независимость от правителя области. Граф сохранил юрисдикцию над городом, а "друзья" избирались им из числа граждан и служили его судьями. На практике, однако, "друзья" сначала назначались пожизненно, что давало им определенную независимость, а потом, когда их начали избирать ежегодно, это стали делать граждане по определенной системе.

Брюгге и Гент, как и Сент-Омер, имели присяжные городские общины, совет "друзей" и купеческую гильдию. Эти города были гораздо больше Сент-Омера, входя в число первых 15—20 важнейших городов Европы. Граф Филипп (1169—1191) даровал хартии, Брюгге и другим городам Фландрии, создав правовую основу для ограниченного самоуправления и прав и свобод граждан.

 Отправлено: 12.05.13 08:41. Заголовок: Германия: Кельн, Фрайбург, Любек, Магдебург

Германия: Кельн, Фрайбург, Любек, Магдебург

Процветающий римский город Кельн (Colonia) в нижнем течении Рейна стремительно пришел в упадок после завоевания его франками в V в. Какая-то торговая и промышленная активность сохранились, а присутствие епископской кафедры и собора обеспечило элемент преемственности. Тем не менее Кельн перестал быть городом в римском смысле, но еще не стал городом в новом европейском смысле.

Речная гавань заросла и превратилась в болото, производство стеклянных изделий переместилось в сельскую местность, количество населения упало до уровня большой деревни, городское управление, находившееся в основном в руках архиепископа, было включено в управление прилегающей областью — Лотарингией.

В 953 г. император Оттон III назначил своего младшего брата Бруно графом Лотарингским и архиепископом Кельнским. Бруно включил торговый пригород в черту городских укреплений. Он и его преемники в конце X — начале XI столетия учредили рынки, пошлины и монетный двор. К 1074 г. купцы и ремесленники набрали достаточно сил, чтобы восстать против архиепископа, которому тем не менее, удалось призвать войска извне и подавить мятеж. Однако другое восстание в 1106 г. закончилось установлением независимого городского правления и системы городских прав, которые в XII в. часто называли "кельнское право", а иногда — "право города".

Архиепископ Кельнский остался важной фигурой в жизни города, он продолжал править всей Лотарингией и обычно также Вестфалией. Тем не менее его политическая и правительственная власть в пределах города была сильно ограничена в XII в., когда ее дополнили и отчасти заменили системой управления посредством должностных лиц различных патрицианских органов.

Кельн был уникален тем, что он был организован в самоуправляющиеся светские приходские общины, иногда именуемые коммунами, числом двенадцать, в каждой из которых обычно имелись два магистрата, избираемые (видимо, ежегодно) членами приходской общины. Бывшие, нынешние и предложенные в кандидаты магистраты составляли братство, или гильдию ("товарищество должностных лиц"), игравшее важную роль в городских делах. Членом приходской общины можно было стать, приобретя в приходе наследуемую собственность, зарегистрировав ее и уплатив взнос.

Член общины обязан был помогать коллеге и защищать его от любых возможных обвинений. Жалобы и аргументы по поводу собственности в приходе рассматривались в гражданском суде прихода, с правом апелляции к полному собранию гильдии магистратов прихода. Мелкие преступления и проступки против приходской общины рассматривались в уголовном суде, где обвинителем выступал комитет гильдии приходских магистратов, избранный для расследования преступлений или проступков. Если член прихода отказывался отвечать на обвинения против него в приходском суде, его изгоняли из общины. Всякий, кто пытался нарушить правила общины, обрекался после смерти на вечные муки в компании дьявола и его падших ангелов.

Среди важнейших функций прихода была регистрация передачи прав на землю и земельных залогов. Одна ранняя запись в приходском реестре описывает процедуру, на основании которой Генрих Лонг купил дом у некоего Готфрида. Акт купли-продажи был совершен "перед гражданами и приходскими магистратами и перед судьями и приходскими священниками". Затем Генрих уплатил гражданам и судьям обычный гонорар за свидетельство сделки и ее регистрацию. Всякого, кто сомневался в факте регистрации, специально приглашали заглянуть в реестр судей, где он мог обнаружить истину. Наконец, Генрих прибыл в городскую ратушу и вручил сыну и наследнику Готфрида в присутствии городских заседателей три марки, таким образом обезопасив себя и своих наследников от всяких притязаний со стороны наследников продавца.

В задачу городских заседателей, однако, входило не только свидетельство сделок и ведение их реестра. В основном заседатели выступали в качестве непрофессиональных судей либо в высоком суде вместе с председательствующим профессиональным судьей, либо в мелких делах по отдельности. В высоком суде они разбирали дела в качестве суда первой инстанции, а также апелляции по гражданским и уголовным делам, рассмотренным в судах приходских магистратов. Они объявляли закон и выносили решение, которое профессиональный судья исполнял. Дословно они "находили" решения: считалось, что они представляют аккумулированное знание обычного права. Когда один заседатель единолично разбирал дело, он представлял решение другим заседателям для получения их согласия.

Постоянно активно функционировали примерно 25 заседателей. Однако бывшие заседатели и выдвинутые кандидатами на эту должность тоже входили в число "братьев", составлявших, подобно приходским магистратам, гильдию. Хотя они приносили присягу на верность архиепископу, они также были связаны присягой объявлять закон и находить решение беспристрастно и истинно. Протоколы их дел включают решения, вынесенные не в пользу архиепископа, а также и решения, противоречащие интересам купцов Кельна.

Так, в ряде дел XII в., в которых архиепископ, действуя через своего казначея, претендовал на то, чтобы разные члены различных приходских общин считались домочадцами архиепископа и как таковые подлежали обложению определенными налогами, собираемыми казначеем, — заседатели вынесли решение против казначея. А в 1103 г., согласно самому раннему дошедшему до нас документу, где упоминаются заседатели, по иску, в котором купцы Льежа и Юэ требовали от купцов Кельна соблюдать привилегии, дарованные прежним архиепископом Кельнским, заседатели решили дело в пользу иностранных купцов.

Кроме судебных функций заседатели осуществляли многие полномочия городского совета, и как таковых их часто называли не только "заседатели", но и "старейшины" Кельнские хроники XII в. свидетельствуют о том, как они планировали и утверждали расширение городских стен, приносили городские земли в дар на благотворительные цели, управляли городской собственностью, например мясными и рыбными прилавками, принадлежащими городу, а не гильдии, и даже в трех случаях заключали договоры с другими городами, предоставляя различные права их купцам, — и все это без утверждения архиепископа.

Помимо приходских магистратов Кельном управляла еще третья гильдия, «таверна богатых». Двое из ее членов ежегодно избирались на должность бургомистров, Сама же состояла из бывших, нынешних и выдвинутых на должность бургомистров. Главной задачей ее был надзор за ремесленными цехами и рынками, а также за условиями торговли (включая цены) сельскохозяйственными продуктами, вином и пивом. Она вершила свой суд на трех главных торговых площадях города для надзора за соблюдением своих предписаний. «таверна богатых» рассматривала также апелляции на решения гражданских судов приходских магистратов.

Муниципальное управление Кельна в XII в. было полностью патрицианским. Единственный, кто ограничивал всесильных аристократов, был архиепископ, который назначал двух главных должностных лиц: один из них, именуемый бургграфом (городской граф), председательствовал над заседателями в слушаниях высокого суда и, кроме того, являлся военным главой города и надзирал за улицами и площадями общего пользования; второй, именуемый штадтфогтом (городской префект), председательствовал на некоторых общих сессиях высокого суда.

На практике власть этих двух должностных лиц и самого архиепископа оказалась в подчинении у власти гильдий заседателей, бургомистров и приходских магистратов. Власть архиепископа постепенно ожила в течение XIII столетия, но к тому времени право Кельна полностью оформилось и во многих отношениях, хотя и не во всех, перекрывало структуру политической власти.

Ученые давно спорят о происхождении муниципального управления в Кельне: что было его главным источником — движение за мир, революционная коммуна, территориальное сообщество или купеческая гильдия? Им может быть любое из этих явлений или их сочетание, но следует ответить на более крупный вопрос: каково отношение муниципального управления и муниципального права Кельна к великому преобразованию Европы, происходившему в то самое время, когда Кельн обретал свое политическое и правовое лицо?

Отделение города от епархии архиепископа и от герцогства, окружавших его, создание собственных светских городских учреждений, и прежде всего создание собственной политической и правовой истории, то есть исторического сознания или сознания органичного развития и роста, — все это стало возможным потому, что сама церковь провозгласила дуализм церковных и светских властей и поддерживала плюрализм последних, и в силу того факта, что идея постепенного исправления мира посредством права стала ведущим понятием, руководящим мотивом и в церковной и в светской сфере.

Эти революционные перемены в умах и сердцах людей были существенной частью революционных перемен в политической, экономической и социальной жизни, которые происходили всюду в Европе в конце XI и в XII столетии. Важным выражением этих перемен было основание самоуправляющихся городов и создание нового типа права — городского права — и в Кельне, и в других городах.

Кельн был исключением из обычного способа создания городов в германских княжествах, который состоял в том, что император или князь издавал хартию. Иногда такие хартии давал император для успокоения бунтующих городов. Так, жители Вормса в 1073 г. бунтовали против своего епископа и получили вольности от императора Генриха IV. Майнц поступил так же в 1077 г. Другие хартии исходили от князей. Один из самых ранних примеров — хартия, дарованная Фрайбургу в 1120 г. герцогом Конрадом Церингенским, который создал так называемый форум (город) на пустыре, прилегавшем к одному из его замков. Форум первоначально населяли купцы, приглашенные из соседних районов. Название Фрайбург ("свободный город") говорит само за себя.

Свобода жителей заключалась в том, что они были исключены из обычного права сельской местности и подчинялись особому праву торговых сообществ. По хартии каждому жителю (бюргеру) полагался участок земли площадью 50 на 100 футов, за который он должен был платить всего один шиллинг годовой ренты, герцог гарантировал всем поселенцам мир и защиту; жители получали право наследования своей земли с привилегией свободной продажи и завещания; они освобождались от всех принудительных расходов на содержание герцога, всех дорожных пошлин на территории герцогства, всякой тальи или поборов, кроме как на законный военный поход; они свободно пользовались пастбищем, лесом и рекой; они подчинялись только торговому праву, в частности такому, какое применялось к купцам Кельна; герцог не мог назначать главного магистрата или священника без предварительного избрания его гражданами. Купцы и герцогские должностные лица поклялись хранить и защищать это поселение, а герцог принял такое же обязательство торжественным рукопожатием. Вскоре группа "выборных" была придана главному магистрату городского управления, в в. члены ее стали называться консулами.

Пример Фрайбурга, подобно примеру Сент-Омера, по-видимому, говорит в пользу тезиса Пиренна, разделяемого Стивенсоном, что купцы играли ведущую роль в формировании городов. Однако даже в этих городах, а также в других, складывавшихся подобным образом, купцам пришлось вскоре поделиться властью с другими сословиями или элитарными группами — цехами ремесленников, аристократией, включая епископов, а часто — с князьями, королями и императорами.

Любек, порт на Балтике, был основан в 1143 г. графом Адольфом Гольштейнским, который позвал жителей Вестфалии, Фландрии и Фризии поселиться там. В 1158 г. город перешел к Генриху Льву, герцогу Саксонскому из рода Вельфов, который учредил монетный двор и пошлины и дал горожанам особые привилегии, включая форму управления, заимствованную у города Зеста (Генрих основал также Мюнхен и Брауншвейг). В 1181 г. император Фридрих Барбаросса захватил Любек и позже даровал ему хартию вольностей, в которую были включены определенные права самоуправления и освобождение купцов от всех дорожных пошлин на территории герцогства Саксонского. К середине XIV в. Любек стал богатейшим городом севера.

Быть может, самая впечатляющая иллюстрация рождения и роста системы городского права в рамках западной традиции права — это процесс, благодаря которому законы более чем дюжины ведущих немецких городов были официально приняты в сотнях новых городов, основанных между XII и XIII вв. Например, законы Любека были приняты в 43 городах, Франкфурта — в 49, Гамбурга — в 4, Фрайбурга — в 19, Мюнхена — в 13, Бремена — в 2, Брауншвейга — в 3. Самым важным явлением было, однако, распространение законов Магдебурга, города на Эльбе, на более чем восемь десятков новых городов. Магдебургское право стало главным фундаментом писаного права в Центральной и Восточной Европе.

Однако каждый из городов внутри определенного "правового круга" воспринимал не исходное магдебургское право, или любекское, или франкфуртское; скорее, это были законы "материнского города" в том виде, в каком они существовали на время рецепции. В типичном случае феодальный сеньор нового "дочернего города" даровал ему, скажем, магдебургское право, а уж после этого городские власти посылали в Магдебург, где главные судебные чиновники, городские заседатели или шеффены готовили новое издание действующих магдебургских законов или требуемых фрагментов из них, скажем о городском управлении, отправлении правосудия, гильдиях, гражданском и уголовном праве.

Некоторые города по нескольку раз посылали за обновленными законами. Суды "дочернего города" часто отсылали конкретные дела на рассмотрение заседателей "материнского города" и получали оттуда формулировки норм, применимых к этим фактическим ситуациям. Таким образом, видно, как в законах и решениях более молодых городов отражается органичный рост оригинального магдебургского, любекского или иного "материнского" права.

Многие века Магдебург был центром торговли со славянами. В 968 г. он стал центром епархии архиепископа. Позже он служил важной военной базой для походов на славян. Однако только к началу 1100-х гг. Магдебург создал на основе преемственности собственные управленческие и правовые учреждения и выработал собственное гражданское сознание. В 1129 г. жители города с оружием в руках восстали против архиепископа, но тому удалось подавить бунт. В том же году в одном из магдебургских документов впервые встречается выражение "ведущие граждане".

В 1160 г. появляются упоминания "заседателей и судей города Магдебурга". В это время велика была роль гильдий и цехов, в 1183 г. их статус был подтвержден. В том же году впервые появляется упоминание о суде заседателей. Наконец, в 1188 г. архиепископ Вихманн перестроил городское управление, сохранив наследственные должности бургграфа и его заместителя, но учредил в дополнение совет из 12 человек, в который входили 11 пожизненных членов-заседателей и заместитель бургграфа. Архиепископ, правивший всей епархией, сохранил контроль над городом, хотя последний получил автономию в отправлении правосудия, налогообложении и подобных вопросах. "Коллегия" заседателей заполняла вакансии в своем составе представителями ведущих семейств.

В связи с реформой 1188 г. архиепископ Вихманн издал первое писаное законодательство Магдебурга. Это был документ из 9 статей. Эти статьи не претендовали на полное изложение магдебургского права, скорее это были решения некоторых важных спорных вопросов, основанные, вероятно, на предшествующих судебных решениях. Например, в ряде дел были отменены традиционные процедурные детали при принесении присяги. Была упразднена ответственность отца за убийство или увечье, совершенное его сыном, если отец мог доказать свидетельством шести достойных людей, что он не был при совершении преступления, а если был, то не участвовал. Та же норма была распространена на других лиц помимо отца.

Одно из положений трактовало вопрос о сроке, в течение которого можно было подать жалобу в случае изгнания с земли, телесного повреждения или убийства в пределах или за пределами города. Другая статья позволяла лицу, отсутствовавшему в паломничестве или по неотложному делу, отсрочку при подаче иска в суд бургграфа или его заместителя. Статья 7 устанавливала, что в споре между гражданином и чужеземцем правосудие следует осуществить безотлагательно, и дело должно быть решено в день его возбуждения. Статья 8 предоставляла суду заседателей общую юрисдикцию по всем типам дел в отношении как граждан, так и чужестранцев, с оговоркой, что если заседатели отсутствуют, правосудие должен осуществить бургграф или его заместитель.

Наконец, "чтобы не пострадал городской закон", ст. 9 предусматривала, что всякий, нарушивший ход собрания граждан выкриками, неуместной или глупой речью, должен быть "строго наказан гражданами, чтобы другим было неповадно".

Эти девять статей 1188 г. и были, насколько известно, первым писаным собранием норм магдебургского права. Они предполагали существование некоторой большой совокупности неписаных норм. И действительно, магдебургское обычное право было формально принято некоторыми городами уже в середине 1100-х гг. Рост магдебургского права в последующие полтора столетия можно проследить путем анализа ряда норм, посланных магдебургскими заседателями в Бреслау в 1261 г. и в Герлиц в 1304 г.

Бреслауское право состояло из 64 статей, а Герлицкое — из 140. В герлицком праве некоторые вопросы, такие как продажа товаров, собственность, наследование трактовались гораздо подробнее, чем в бреслауском. Более подробными были и статьи по уголовному праву и доказательству. Больше того, магдебургские шеффены не просто послали 64 бреслауские статьи в Герлиц в их первоначальной форме, добавив или вставив прочие статьи, нет, они сознательно усовершенствовали и изменили более ранний сборник. Несколько статей более раннего права иногда объединялись в одну, более широкую. Некоторым статьям, расположенным неудачно, было найдено новое место.

Так, ст. 8 герлицкого права начинается со ст. 11 права Бреслау, где говорится о наказании лица, схваченного после того, как жертва телесного повреждения подняла крик. Но затем ст. 8 идет дальше, устанавливая, что наказание может быть более суровым, если ранение совершено ножом и виновный схвачен на месте. Это пример расширения первоначальной статьи в свете нового опыта.

Большинство из 140 статей герлицкого права 1304 г. было заимствовано либо из бреслауского права (с дополнениями), либо из Саксонского зерцала — совокупности правовых норм, составленной около 1221 г. неким саксонским юристом. Этот сборник стал важной частью того, что в широком смысле можно назвать общим правом Германии. 10 из первоначальных 64 статей бреслауского права тоже заимствованы из Саксонского зерцала. 25 статей герлицкого права были совершенно новыми: шесть из них были вставлены в текст, а 19 добавлены в конце.

64 статьи первоначальных статей бреслауских законов 1261 г. также были дополнены 24 статьями, полученными из Магдебурга в 1283 г. и еще 23 статьями, полученными в 1295 г. По большей части эти дополнительные положения являются разъяснениями более ранних положений.

Таким образом, право, распространившееся из Магдебурга в Бреслау и Герлиц, а также еще в примерно 80 городов Бранденбурга, Силезии, Богемии, Польши и других областей Центральной и Восточной Европы, претерпело сознательную эволюцию, органичное развитие и рост. Его главным формальным источником были "речения" магдебургских заседателей, то есть их решения по делам, представленным на их рассмотрение. Однако же эти решения не были изолированными решениями, они являлись составной частью обычного права, которое хранили в памяти, записывали и потом собирали в кодексы и передавали по наследству.

Осознанный рост права был тесно связан с его систематическим, или целостным, характером. Бреслауское право было в конце концов издано в середине XIV в. в качестве систематизированного свода права в пяти книгах, содержавших 465 статей. Первая книга трактовала главным образом вопросы выборов и введения в должность городских советников, их прав и обязанностей, публичности и законной силы их действий. Вторая книга была посвящена вопросам судебной организации и процедуры, включая и те, которые касались заседателей и других судей, выбора заседателей и других судей, их вознаграждения, времени и места их заседаний, юрисдикции различных судов (особенно по уголовным и наследственным делам), требований по судебным взносам, наложения ареста на имущество, актов распоряжения имуществом, третейского суда, поединков, представительства одного лица в суде другим и иных процедурных деталей.

Третья книга была посвящена типам судебных жалоб: по делам о телесных повреждениях и убийствах, по которым одновременно выдвигались и гражданские иски о возмещении ущерба, о других правонарушениях, включая растрату, клятвопреступление, ростовщичество, обман, фальшивомонетничество, о долгах, включая ответственность наследников за долги покойного, об оплате повинностей и различным другим типам исков. Определялись различные виды доказательств, необходимые для обоснования различных исков.

Регулировались также денежные обязательства, включая залог, ипотеку и клятвенное заверение, средства возмещения ущерба, включая взыскание долга путем описи имущества, ареста бежавшего должника и, наконец, изгнания. Четвертая книга содержала семейное право, включая значительное количество статей о правах членов семьи на наследуемое ею имущество.

Первая часть четвертой книги касалась вопросов приданого, женитьбы и договоров наследования, прав главы дома, жены и детей по распоряжению различными видами семейной собственности. Вторая часть книги включала право наследования и опеки. Пятая книга, состоявшая из 23 статей, по-видимому, была незаконченным собранием важных неоднородных норм права и решений, не подходивших под рубрики первых четырех книг.

"Систематизированное право заседателей Бреслау-Магдебурга", как стали называть это собрание в середине XIV в., было не только более подробным, но и гораздо более полным и систематизированным, чем герлицкое право 1304 г., которое, в свою очередь, было гораздо более подробным, полным и систематизированным, чем первое бреслауское право 1261 г. Все три типа собраний права были выведены из постоянно развивающейся системы права самого Магдебурга. Кстати, варианты магдебургского права, принятые в Бреслау и Герлице, подобно дочерним законам других материнских городов, передавались в другие новые города, которые, таким образом, становились "внучатыми" городами Магдебурга. Действительно, право Бреслау стало материнским правом всего королевства Богемии.

Магдебургское право проводило коренное различие между правом в широком смысле, которое понималось как общие рамки закона, и правом в более конкретном смысле правового предписания или обычая. Право в широком смысле содержало общие принципы или права, данные самой природой социальной жизни и в конечном счете божественным провидением, оно было смесью обычного и естественного права.

Право обычая было либо законодательным актом, либо указом местных властей и принятым ими местным обычаем, иногда его называли "гражданский закон", что буквально означало "выбор города" или "выбор граждан". Право Бреслау и в 1261 г., и сто лет спустя начиналось одним и тем же положением: "согласно обычаю" право Магдебурга применимо в Бреслау. В другом разделе более позднего издания (в предыдущем его не было) признавалась возможность конфликта между правами. Этот раздел устанавливал, что городской совет имеет право решать вопросы, поднятые любым лицом, которому члены совета предоставили право выступать в городском собрании, и это положение, говорилось в разделе, заседатели (Магдебурга) "провозгласили как гражданский закон, а не как вопрос права в широком смысле".

Однако это было то самое право в широком смысле в широком смысле, которое давало советникам многие из их полномочий по созданию положительного права. Например, из права в широком смысле выводились полномочия советников устанавливать меры и веса, регулировать продажу продовольствия и других товаров, устанавливать цены и определять наказания лицам, нарушившим их предписания.

Современное немецкое слово для обозначения конкретного статута — "Gesetz" — не встречается в магдебургском праве, но для обозначения деятельности городских властей по установлению предписаний употреблялось причастие gesetzt (установленный). Например, городскому совету было дано полномочие наказывать за продажу товаров по ценам выше установленных указом городских властей.

Важное значение имел также акцент городского права Магдебурга (и это нашло выражение в его вариантах Бреслауского права) на право собственности и торговое право. Было установлено, что человек может заложить в обеспечение долга свою лавку, мясной магазин или другое торговое помещение. Владелец такого помещения считался "владельцем наследуемой собственности или имущим человеком".

Он мог его продать или передать по завещанию. Кроме того, купцы, а также паломники не могли подвергаться исковым преследованиям во время их отсутствия в городе. Особый интерес представляют положения, касающиеся ответственности наследника по долгам покойного: она была объявлена противоречащей праву, изложенному Грацианом. Таким образом, магдебургское право отличалось и от феодального, и от канонического права.

 Отправлено: 12.05.13 08:43. Заголовок: Англия: Лондон, Ипсвич

Англия: Лондон, Ипсвич

В англосаксонской Англии, как и в других частях Западной Европы, возникновение нового города было феноменом конца XI — начала XII столетия. Вплоть до этого времени англосаксонский город, «borough», по словам Стивенсона, "не был общиной привилегированных граждан. Его жители не пользовались едиными привилегиями граждан самоуправляемого города, они владели собственностью не на основе аренды недвижимости, принадлежащей феодалу, у них не было самоуправления.

Типичный городок или местечко 1066 г. оставался по сути тем же самым, чем он был и сто лет назад — военным и административным центром. Люди, жившие в его стенах, были по преимуществу члены аграрной аристократии и их чада и домочадцы. А если исключить то обстоятельство, что город мог оказаться административным центром более крупного района, его судебная организация была такая же, как у сельской сотни

Однако в последней трети XI в., после норманнского завоевания, население английских городов значительно выросло, а их облик начал меняться. Как и в других областях Европы, торговые кварталы (рынки) часто поглощали соседние укрепления. Возросшее сельское население в больших количествах мигрировало в города. Тот выдающийся обзор английской экономики, который заслужил название "Книга Страшного суда", составленный в 1086 г., описывает 46 городов.

Из них один только Йорк имел 10 тысяч жителей (по какой-то загадочной причине Лондон и Винчестер не упомянуты), Норидж и Линкольн — свыше 5 тысяч, а Оксфорд, Тетфорд и Ипсвич — около 4 тысяч человек. Еще 21 город имел население от 1 до 3 тысяч человек, а в 16 городах было менее 1 тысячи жителей; причем среди последних были и такие, которые насчитывали всего несколько сотен, а то и десятков человек. В начале 1100-х гг. число и размеры городов заметно выросли, и к концу XII в. уже сотни городов имели значительное население.

Что еще важнее, почти все они имели хартии вольностей, самостоятельную форму управления и собственные правовые системы. Аренда городской земли у феодала была больше, чем держание [то есть больше, чем право отчуждать или отказать городскую землю по завещанию]. Это было гражданское и правовое состояние, способ жизни, зависимый от членства в общине. На протяжении XII столетия военные и фискальные borough англосаксонских времен — по сути королевские укрепления, почти не отделенные политически от сельской местности — стали "свободными" ассоциациями со своим правом, своим управлением, своим общественным сознанием.

История Лондона иллюстрирует эту перемену. Хотя римские легионы занимали город с I по V в., после англосаксонских набегов в городе мало что сохранилось от римлян, разве что остатки дорог и строений, да большой каменной стены. С введением в VII в. христианства в Лондоне поселился епископ, что дало ему право официально называться "city". Беда Достопочтенный, умерший в 735 г., описывает Лондон как место встречи многих людей, прибывающих сушей и морем.

Вновь Лондон упоминается в англосаксонских источниках более ста лет спустя в связи с войнами короля Альфреда против датчан. Археологические раскопки свидетельствуют, что в X—XI вв. Лондон был одним из крупнейших городов Европы, уступая только Венеции, с населением свыше 10 тысяч человек. Во время норманнского завоевания в городе чеканили монету более 20 дворов одновременно.

Народные собрания, фолькмоты, которые полагалось посещать всем гражданам, собирались трижды в году. Английские купцы торговали с иностранными. Несмотря на все это, Лондон не имел хартии и очень немного "вольностей" (как их понимали в XII в.). Как и прочие англосаксонские города, это был военный и административный центр с развитой торговлей, но он не был самоуправляющейся "общиной привилегированных граждан".

Почти сразу после завоевания Англии Вильгельм даровал Лондону хартию. В течение жизни следующих двух поколений права лондонских граждан и Лондона как города поразительно расширились. В начале XII столетия два правящих шерифа, ранее назначаемые королем, уже избирались из числа граждан, и это право было навечно закреплено за городом хартией Генриха I от 1129 г. В это время Лондон именовался "коммуной" и возглавлялся мэром. Король согласился снизить ежегодный налог с города с пяти до трех сотен фунтов. Город осуществлял свою юрисдикцию через фолькмот и меньший суд. Двадцать четыре олдермена, управлявшие делами города, приносили присягу исполнять свои обязанности "по закону господина короля, данного им в городе Лондоне, спасая вольность города".

Граждане имели право продавать землю в случае нужды, невзирая на интересы наследников. Заключение в тюрьму как форма обеспечения долга практиковалась только в том случае, когда не удавалось найти подходящего залога. Права иностранных купцов должны были охраняться. Олдермен обязан был проследить, чтобы каждый гражданин в его округе имел оружие и коня для обороны. Заработная плата плотников, каменщиков, мастеров по кладке черепицы, землекопов была фиксированной. В городе запрещались соломенные и тростниковые крыши, была организована пожарная охрана, а перед каждым домом приказано было иметь кадку с водой на чрезвычайный случаи.

Хартия Лондона, изданная Генрихом I в 1129 г., провозглашала: "Граждане... должны назначать из своей среды по своему усмотрению судью для рассмотрения исков моей короны и ходатайств, возникающих в связи с ними. Никто другой не должен быть королевским судьей над лондонцами. Граждане не должны отвечать ни по какому иску вне стен города, и они свободны от налогов и штрафа за убийство. Никто также не будет принуждаться к судебному поединку". Далее хартия устанавливала, что "никто не будет прислан на постой в стенах города ни королем, ни кем-либо еще. И пусть все жители Лондона и их собственность будут свободны от дорожных сборов, пошлин за проезд, пошлин за измерение товаров и от всех прочих сборов во всей Англии и в морских портах". Хартии Генриха II еще расширили эти свободы и привилегии граждан Лондона.

Хартия Лондона послужила моделью для Нориджа, Линкольна, Нортхепмтона и других городов. Аналогичным образом хартия, данная Йорку Генрихом II, стала образцом для Уоллингфорда, Андовера, Солсбери, Уилтона и Портсмута, некоторые же из хартий, данных этим городам, послужили моделями для других получивших свободы городов.

Город Ипсвич (около семидесяти миль к северо-востоку от Лондона), в 1086 г. насчитывавший около 4 тысяч жителей, представляет особый интерес в силу того, что сохранилась его оригинальная хартия, а также и документ, в деталях описывающий процедуру, с помощью которой было впервые создано его муниципальное управление.

Хартия была издана 25 мая 1200 г. королем Иоанном Безземельным. Он даровал жителям Ипсвича освобождение от дорожной пошлины, от сбора на починку мостов и от ряда платежей на ярмарках и рынках (за прилавки, за куплю и продажу мерой, сбора с иногородних купцов), а также "от всех других сборов по всей нашей земле и в морских портах". Граждане также освобождались от всех судебных процессов за пределами Ипсвича, кроме тех, которые касались иностранных держаний и королевских должностных лиц. Кроме того, городу было даровано право иметь купеческую гильдию и ратушу, то есть здание гильдии.

В пределах городов не допускалось квартирование войск и насильственное изъятие имущества. По всем делам, касающимся земли или прав на землю в пределах города, "правосудие должно [было] осуществляться в соответствии с древними обычаями города Ипсвича и наших свободных городов", а все дела по сделанным в Ипсвиче долгам и залогам должны были рассматриваться в городе. Никого из граждан нельзя было принудить к уплате штрафа иначе как "в соответствии с правом наших свободных городов". Хартия далее устанавливала, что граждане "на основании общего решения города избирают двух самых законопослушных и рассудительных людей города и представляют их нашему судье в нашем Казначействе, и они должны хорошо и добросовестно исполнять должность провостов упомянутого города Ипсвича, и они не будут смещены до тех пор, пока хорошо ведут себя в этой должности, иначе как общим советом упомянутых граждан".

Кроме того, четыре "наиболее законопослушных и рассудительных гражданина" должны были избираться "по общему согласию упомянутых граждан" для ведения судебных дел короны и решения других вопросов, затрагивающих корону, а также "для надзора за тем, чтобы главные городские магистраты обращались справедливо и законно как с бедными, так и с богатыми".

Немногим более месяца спустя после предоставления хартии, в четверг, 29 июня 1200 г., все сообщество города собралось во дворе церкви Св. Марии на Тауэре. Граждане единогласно избрали двух бейлифов, которые присягнули на должность провостов, и четырех коронеров, которые присягнули вести судебные дела короны в городе и "смотреть за тем, чтобы упомянутые бейлифы обращались справедливо и законно как с бедными, так и с богатыми".

В тот же день "общим советом города" было решено, что должно также быть 12 присяжных членов городского управления (дословно "главных городских жителей"), "так же, как в других свободных городах Англии", с "полномочием управлять указанным городом и защищать все его свободы, выносить решения города, и предписывать и исполнять в упомянутом городе все необходимое для поддержания его статуса и чести". На следующее после этого воскресенье были назначены выборы членов городского правления.

В воскресенье, 2 июля, бейлифы и коронеры, с согласия общества, назначили четырех человек от каждого прихода города, а последние избрали 12 членов городского управления. (Понятно, что два бейлифа и четыре коронера были среди избранных.) После того как они присягнули добросовестно управлять городом и защищать его свободы, справедливо выносить решения в его судах "невзирая на личность", все члены городского управления возложили руки на "Книгу" (Евангелие) и единогласно торжественно поклялись подчиняться и помогать своим телом и достоянием бейлифам, коронерам в защите города, его новой хартии, свобод и обычаев повсюду и против кого бы то ни было, за исключением королевской власти, "в меру своих способностей, поскольку они обязаны к этому справедливостью и разумом". В тот же день новая хартия была доверена на хранение двум надежным и законопослушным людям, которые поклялись добросовестно хранить ее и предъявлять по требованию общины.

В четверг, 13 июля, бейлифы, коронеры собрались и решили, что в будущем обычаи города должны собираться бейлифами и четырьмя опытными и сведущими в праве жителями города, что ежегодно королевскому казначейству следует уплачивать правильные и основанные на обычаях налоги, что следует иметь двух полицейских исполнителей для проведения арестов и исполнения приказов бейлифов, коронеров и членов городского управления, что один из этих исполнителей должен быть тюремщиком арестованных по приказу бейлифов, что следует изготовить общую печать для использования в важных случаях, затрагивающих интересы общества города, и что она должна быть передана на хранение трем или четырем надежным, испытанным и законопослушным жителям города.

Постановили также, что новая хартия должна быть послана в суды графств Суффолк и Норфолк и прочтена там вслух, чтобы содержащиеся в ней свободы были известны общественности и объявлены в разных местах каждого из графств.

В воскресенье, 10 сентября, все собрались снова, чтобы заслушать новые решения, принятые 13 июля. После их публичного прочтения все общество единогласно с ними согласилось. Затем оно избрало двух бейлифов на следующий год и четырех человек им в помощь для собирания обычаев, а также двух полицейских исполнителей.

В четверг, 12 октября, было созвано другое общее собрание, на котором была продемонстрирована публичная печать и избраны три человека для ее хранения. Они же должны были хранить хартию.

В тот же день были избраны пять из членов городского управления для руководства купеческой гильдией — один олдермен и четыре уполномоченных. Они присягнули, что будут руководить гильдией и всеми ее делами хорошо и добросовестно и будут обращаться со всеми членами гильдии хорошо и законно. "После этого олдермен и его четыре коллеги в присутствии населения города заявили, что все, кто стоит за свободу города, должны прийти к олдермену и его коллегам в определенный день, причем когда и где, будет объявлено позже, чтобы образовать гильдию и внести в ее пользу начальный взнос".

Далее хроника продолжает: "В тот же день упомянутые бейлифы, коронеры, другие члены городского управления и все сообщество обсуждали, какими средствами и путями они смогут наилучшим образом укреплять упомянутую выше купеческую гильдию и все, что с ней связано.

Бейлифы, коронеры и другие члены городского управления и все сообщество единогласно согласились и решили, что только что избранный олдермен и все олдермены, которые будут избраны впоследствии, должны держать в руках и осуществлять к выгоде гильдии покупку и продажу всех следующих товаров, а именно... [различные сорта камня], строительный раствор и камень для мощения мостовых мрамором. И что ежегодно олдермен должен под присягой предоставлять бейлифам и коронерам вышеупомянутого города правильный и справедливый отчет о всех прибылях и поступлениях, полученных за прошедший год покупкой и продажей упомянутых товаров. И, кроме того, они единогласно согласились, что ни один житель вышеупомянутого города и ни одно лицо, равно коренной житель и иностранец, в пределах города и подчиненных ему по праву районах и окрестностях не будет или не имеет права совершать покупку и продажу упомянутых товаров, за исключением олдермена названного города, для пользы и прибыли этой гильдии. И все это под угрозой наказания конфискацией всего упомянутого товара, таким образом купленного или проданного".

В тот же день "все общество" даровало двенадцати членам городского управления луг Оденхолм для содержания и прокорма их лошадей за труды, которые они должны были совершать для общины. И далее, было решено и согласовано всем сообществом, чтобы законы и обычаи города были помещены в особый свиток, названный "Судный день", чтобы он хранился у бейлифов, "так что они могли бы знать и понимать, как им следует действовать на своем посту". Все статуты купеческой гильдии также должны были быть записаны на отдельном свитке, "как делается в прочих городах, где имеется купеческая гильдия", и олдермен всегда должен иметь этот свиток поблизости, "чтобы он знал, как действовать на своем посту"

В целом английские города не достигли такой независимости от королевского и княжеского контроля, как города в других областях Европы. Английские города нечасто получали формальное право самоуправления. Некоторые хартии даровали гражданам право избирать городских должностных лиц. Так, Лондону в 1131 г. было пожаловано право избирать себе шерифов и юстициария, а веком позже и мэра, Нортхепмтон в 1189 г. приобрел право избирать главных магистратов и позже — коронеров, другие города постепенно также приобрели аналогичные права.

Тем не менее, корона сохраняла высший контроль над городской политической жизнью, включая городское правосудие и финансы. Однако несмотря на верховный контроль короны, обычные права, привилегии, свободы и иммунитеты английских горожан в конце XI, XII и начале XIII столетия не отличались по существу от прав бургеров в других частях Европы. Горожанин был свободным человеком. В Англии, как и везде, переселившийся в город серв обретал свободу, прожив там год и один день.

Гражданство города включало право носить оружие, освобождение от феодальных и манориальных повинностей и служб, свободно наследуемое землевладение с правом купли и продажи земли, право на судебное разбирательство в городском суде с освобождением от процедуры божьего суда путем судебного испытания или поединка, ограничения на власть короны налагать подати и штрафы.

Более того, хотя корона не желала уступить свое формальное право управления городом, она признала права купеческих гильдий и ремесленных цехов регулировать профессиональную жизнь своих членов. И на практике городские должностные лица в Англии, как и везде в Европе, надзирали за общественными работами, производили аресты, издавали объявления, созывали войско, устанавливали местные налоги и сами собирали годовой налог, причитающийся короне.

 Отправлено: 12.05.13 08:45. Заголовок: Итальянские города

Итальянские города

Нигде так пышно не расцветали города в столетие между 1050 и 1150 гг., как в Италии. В это время образовались сотни итальянских городских центров, причем они образовались как независимые, самоуправляющиеся сообщества. Их часто называли коммунами или общинами, корпорациями, а также и другими именами, например сообществами. Это движение еще ускорилось в следующем столетии, особенно после Констанцского мира (1183 г.), который называли "Великой хартией городских вольностей".

Однако до XI в. нельзя говорить об итальянских городах, за исключением, пожалуй, Рима, с точки зрения их собственного органичного развития. Как города Римской империи они были отростками императорской власти, и судьба их всецело определялась судьбой империи. Милан — наглядный тому примера. В III—IV вв. он был главным административным центром Западной Римской империи. Именно в Милане Константин провозгласил христианство официальной религией империи. И однако Милан едва ли имел собственную историю, разве что церковную, в течение одного столетия после того, как Св.Амвросий, епископ Милана с 374 по 397 г., сделал эту епархию бастионом борьбы против арианства.

Во второй половине V в. Милан и всю Северную Италию завоевали сначала гунны под предводительством Аттилы, потом герулы под предводительством Одоакара, потом готы под предводительством Теодориха. В 539 г. город был буквально уничтожен готом Урайей. Тридцатью годами позже его захватило германское племя лангобардов ("длиннобородые").

Как и прежние завоеватели, лангобарды сделали своей столицей Павию, а Милан пришел в упадок. Карл Великий, пожалуй, несколько облегчил его участь, включив Ломбардию в империю франков в 774 г. Но первые признаки гражданской независимости Милана появились лишь столетие спустя, после распада империи Каролингов. Графы Милана, которые когда-то были королевскими должностными лицами, утратили свою власть. Архиепископы стали управлять и церковными делами, и светскими.

В начале X в. под давлением мадьярских набегов в Милан устремились толпы беженцев, но в конце столетия эта волна спала. Рост благосостояния в сельской местности вызвал расширение торговли и ремесел в Милане, и архиепископам удалось расширить политические границы епархии до Швейцарских Альп. В 1037-1039 гг. архиепископ Ариберт с успехом возглавил так называемых "плебеев" Милана, членов полурелигиозных гильдий, в борьбе против привилегий, данных низшему дворянству императором Конрадом II. Все это важно как хроника событий и как история лангобардов и империи франков, но едва ли дает серьезную основу для написания истории Милана.

Больше того, говоря "город Милан", надо помнить, что, как и практически все европейские города конца X — начала XI в., Милан был по существу большой деревней. Укрепленное пространство, где располагался двор архиепископа, да лавки и дома купцов и ремесленников в "пригороде", вмещало, вероятно, не более одной-двух тысяч душ. Что важнее, они не представляли собой независимую политическую и экономическую единицу, а входили составной частью в более крупную территорию, на которой находился город. Политическое управление всей территорией, включая город, было в руках архиепископа и аристократии, отдельного городского управления не было. Экономическая ситуация заставляла членов семей купцов и ремесленников ежедневно выходить на работу в поля за городом.

Новая история Милана, то есть органичное развитие нового города, началась в 1057 г., когда народное движение, возглавляемое воинствующими сторонниками папской реформы, атаковало аристократическое высшее духовенство во главе с императорским епископом и в итоге изгнало его. После этого облик Милана претерпел радикальные изменения. Была учреждена присяжная городская община. Самое позднее в 1094 г. городские магистраты, именуемые консулами, уже избирались на фиксированный срок регулярным собранием всех граждан.

Вместе с другими городами Ломбардии Милан географически находился в центре конфликта между императорскими и папскими властями. Образование самоуправляющихся присяжных коммун в городах Ломбардии часто было направлено против их епископов, назначенных императором. В конце концов 14 из этих городов образовали Ломбардскую лигу, успешно боровшуюся против императора Фридриха I.

В 1180 г. эти города — Верона, Венеция, Виченца, Бергамо, Тревизо, Феррара, Бреша, Кремона, Милан, Лоди, Пьяченца, Парма, Модена и Болонья — писали папе: "Мы первыми выдержали атаку императора, чтобы он не мог разрушить Италию и подавить свободу Церкви. Мы отказались ради чести и свободы Италии и достоинства Церкви принять и выслушать императора". Это было одно из первых употреблений названия "Италия" для обозначения политического образования, а именно, архипелага вольных городов, раскинувшегося от озера Комо до Папской области в середине полуострова.

Император также поощрял создание присяжных городских коммун, если они были направлены против папы или его приверженцев. Так, в начале 1080-х гг., в апогее своей борьбы против папы Григория VII, император Генрих IV дал хартии вольностей городам Лукка и Пиза, чтобы помочь им освободиться от власти графини Матильды, которая была другом и сторонницей Григория.

Система городского самоуправления посредством консулов (как они обычно назывались), избранных на определенный срок народными собраниями, была введена в конце XI — начале XII в. во множестве городов Северной Италии. Имеются записи о таких консулах в Пизе в 1084 г., в Асти в 1093, в Ареццо в 1098, в Генуе в 1099, в Павии в 1105, в Болонье в 1123, в Сиене в 1125, Бреше в 1127, во Флоренции в 1138 г. Общие собрания граждан для избрания консулов назывались по-разному. Аренго, кроме избрания консулов, также законодательствовали, объявляли мир и войну, ратифицировали договоры.

Число консулов менялось от города к городу и даже в одном городе в течение года. В Милане было 18 консулов в 1117 г., 23 в 1130 г., 4 в 1138 г., 8 в 1140 г. и 6 — в 1141. В большинстве городов было от четырех До двенадцати консулов. Они управляли коммуной, возглавляли ее во время войны, разрешали споры между ее членами. Со временем во многих городах стали назначать особых "консулов правосудия" в качестве судей.

Наиболее значительным конституционным нововведением в итальянских городах в конце XI — начале XII в. было установление ограниченных сроков пребывания в политической должности. Консулы обычно избирались на год. Возникновение этого принципа, распространившегося на большинство стран Европы, было фундаментальным изменением в концепции правления на Западе, ибо до того времени все политические лидеры, церковные и светские (короли, герцоги, бароны), правили пожизненно.

Временный характер городских политических должностей стал еще более выраженным в последние десятилетия XII в., когда система консулов уступила место должности единого правителя, именуемого обычно подестой. Подеста был военным руководителем, главным исполнительным должностным лицом, главным судьей городской общины, но срок его полномочий часто ограничивался полугодом и он не мог быть переизбран.

Зафиксировано существование подесты в Пизе около 1169 г., в Перудже в 1177 г., в Милане в 1186, в Пьяченце в 1188, во Флоренции в 1193, в Сиене в 1199 г. В начале XIII в. система управления с подестой стала в Италии почти повсеместной. "Вскоре стало обыкновенным избирать подесту из другого города, не обязательно соседнего, чтобы гарантировать его нейтралитет в местных спорах. Он прибывал вместе со всем домом и по прибытии присягал верно служить коммуне... Подеста был дворянином и должен был иметь юридическую подготовку. Его должность стала престижной профессией, занятием для способных людей, переезжавших с одного места службы на другое". Фактически подеста был профессиональным "городским управляющим", и в конце срока его пребывания в должности его деятельность тщательно оценивалась специальной комиссией, назначенной для этой цели.

Ограничивая срок пребывания правителя в должности установленным числом месяцев или лет, итальянские коммуны подчеркивали "преходящий" характер светского правления. Исполнительные главы новых европейских городов, в отличие от соответствующих должностей античных греческих или римских городов, не отвечали за дела религии — вопросы культа или веры. Последние были предоставлены церкви, которую Папская революция отделила от того, что потом стало называться "государством".

Фактически новые муниципальные администрации Европы были первыми чисто светскими политическими образованиями, первыми новыми светскими государствами. Их функцией было сохранять мир и осуществлять правосудие в юридическом смысле. Слово "подеста" в этой связи многозначительно, ибо оно ясно отличает политические функции от духовных — "власть" от "авторитета".

В силу того что срок полномочий подесты был так короток, необходимо было поручить долговременные политические функции другим политическим органам. Чаще всего парламенты сменялись "большими советами", которые, впрочем, тоже были слишком многочисленны, чтобы эффективно управлять (в Милане большой совет состоял из 800 членов). В то же самое время получили развитие меньшие "тайные" советы или "советы доверия", часто ограниченные 24 или даже 16 членами, хотя иногда они достигали и сотни человек. Кроме того, часто создавались комиссии для осуществления специальных полномочий в военных, финансовых или конституционных делах. От подесты требовалось консультироваться с советами граждан по всем важным вопросам. Только советы, по крайней мере в теории, были уполномочены создавать новые законы.

Итальянские города взяли на себя лидерство не только в создании новых форм управления, но и в систематизации и реформе законов. Самая ранняя систематизация городского права в Италии приняла форму собрания норм, которым присягали консулы, вступая в должность, и собрания норм, которым присягал народ в ответ на присягу консулов. Присяги назывались "предписания". Консульские бревии определяли подробные нормы, которые обязаны были соблюдать консулы при исполнении своих функций.

Народные бревии определяли основные нормы, которые должны были соблюдать граждане в своих отношениях с муниципальным управлением. От прочих, помимо консулов, должностных лиц тоже требовалось при вступлении в должность приносить присягу, определявшую нормы, которым они должны были следовать. Как писал итальянский историк права Франческо Калассо, "очевидно, что эта система присяг составляла ансамбль правовых норм, регулировавших конституционную и административную жизнь коммуны".

Калассо далее утверждает, что последующая централизация власти в руках подесты "привела к консолидации различных присяг в единую совокупность норм, разделенных на рубрики, которые подеста клялся соблюдать и исполнять". Это ознаменовало второй этап систематизации городского права в Италии. Третьим этапом стала кодификация постановлений законодательного органа коммуны, народного собрания или большого совета.

Эти решения обычно назывались статутами. В некоторых городах имело место слияние обычного права и статутного; в других этого не было. В Пизе, например, в 1161 г. были приняты два кодекса: один состоял из норм обычного права, а другой из постановлений собрания, имелись также два трибунала, каждый из которых судил на основе одного из этих двух кодексов.

Политики и юристы итальянских городов, подобно церковным политикам и юристам, стремились систематизировать и синтезировать правовые материалы, исходившие из разных источников, исключить противоречия и заполнить пробелы. Для этой цели назначались специальные должностные лица и комиссии. В некоторых городах, например в Парме и Пистойе, сложилась практика запирать кодификаторов в каком-нибудь здании, пока они не закончат работу, дабы исключить всякие внешние влияния. В других городах сложилось прямо противоположное обыкновение: лиц, которым была поручена кодификация, поощряли воспользоваться мнениями и предложениями народа.

 Отправлено: 12.05.13 08:45. Заголовок: Гильдии и гильдейское право

Гильдии и гильдейское право

Как городская коммуна часто зарождалась в виде основанного на клятве "заговора ради мира", так и внутри коммуны гильдии были присяжными братствами, члены которых были связаны клятвами защищать друг друга и служить друг другу. Система гильдий и цехов в городах XI—XII вв. происходила, возможно, от ранней германской гильдии, являвшейся военным и религиозным братством, "в котором мертвые входили в живых, делая их своего рода одержимыми".

Гильдии более поздней эпохи также многим обязаны движению Мира Господнего X—XI вв., которое частично действовало через присяжные братства, называвшиеся "гильдиями мира". Это были организации добровольцев для взаимной защиты и осуществления права. С возникновением городов в последние десятилетия XI столетия распространились купеческие, благотворительные, ремесленные и иные гильдии светского характера. Они, однако, сохранили сильные религиозные черты, в целом беря на себя заботу о духовных, а не только материальных сторонах жизни своих членов.

Так, типичная гильдия стремилась поддерживать высокие нравственные стандарты поведения, наказывая своих членов за богохульство, азартные игры, ростовщичество и т.п. Гильдия организовывала религиозные церемонии для своего святого и для святого — покровителя города. Статуты гильдии часто начинались с перечисления милостынь, которые она будет раздавать, и благотворительных дел, которые она будет совершать. Важной частью жизни гильдии были религиозные праздники.

Там, где гильдии существовали, а они были не во всех городах, они выступали и как законодательные органы. Каждая из различных гильдий (цехов) купцов и ремесленников имела собственные правила. Содержание их варьировалось в зависимости от типа гильдии: купцов, ремесленников, лиц свободных профессий, банкиров, моряков и др. Если речь шла о ремесленных цехах, то выделялись правила производителей шерсти, шелка, кожи, серебра, иных продуктов. Если же о корпорациях лиц свободных профессий, то тут выделялись правила врачей, судей, нотариусов, ряда других профессий.

В рамках этих классификаций имелось большое количество названий для объединений, которые мы здесь переводим просто как "гильдия". Тем не менее, правила всех многочисленных гильдий, которые могли существовать в городе, имели много общего, и эти черты были общими для всего Запада. Так, все гильдии были братскими ассоциациями, в которые, между прочим, обычно входили и женщины, в соответствии со своими занятиями.

Они налагали на своих членов обязанность помогать товарищам, которые заболели, впали в бедность или судятся, обеспечивать похороны мертвых и заботу об их душах, а также создавать школы для детей членов гильдии, строить часовни, устраивать религиозные действа, предоставлять гостеприимство и организовывать духовное общение. Члены гильдии периодически присягали на братство и клялись никогда не выходить из гильдии и верно соблюдать ее статуты.

Гильдии были также и монопольными экономическими объединениями, правила которых регулировали такие вопросы, как условия ученичества и приема в члены гильдии, календари рабочих дней и праздников, стандарты качества работ, минимальные цены, расстояние между торговыми и производственными помещениями, согласование условий продажи с целью ограничить конкуренцию внутри гильдии и уравнять объемы продаж, запрещение продажи в кредит кроме как членам гильдии, ограничения на импорт, на иммиграцию и другие протекционистские меры. Так как рабство в городах было практически ликвидировано, трудовые отношения основывались на договоре, однако условия трудовых договоров строго регулировались гильдейскими и городскими обычаями и правилами с учетом видов работ. Забастовка считалась тяжким преступлением.

Форма управления гильдией была в целом построена по образцу управления городом. Во главе гильдии стояли обычно два или больше представителя; они часто назывались консулами и избирались ежегодно, а иногда каждые полгода и, как правило, без участия городских должностных лиц. Обычно имелось общее собрание гильдии с совещательными полномочиями, а также малый совет для поддержки консулов и других главных исполнительных должностных лиц. Руководящие лица гильдии часто образовывали третейский суд, в который членам гильдии полагалось обратиться, прежде чем переносить свой спор в суд города.

 Отправлено: 12.05.13 08:46. Заголовок: Главные характеристики городского права

Главные характеристики городского права

Три рассмотренные выше системы светского права: феодальное, манориальное и торговое — анализировались нами в категориях объективности, универсальности, взаимности прав и обязанностей, коллективного правосудия, интеграции и роста. При анализе городского права представляется предпочтительным применить несколько иную классификацию. Эта система права будет ниже рассмотрена в категориях ее коммунитарного характера, ее светского характера, ее конституционного характера, ее способности к росту, ее целостности как системы.

Коммунитарный характер. Первостепенное значение в системе городского права имел ее коммунитарный характер. Городское право было правом тесно взаимосвязанного, интегрированного сообщества, которое часто и называли "коммуной". Коммуна, то есть община, в свою очередь, основывалась на выраженном или подразумеваемом договоре. Многие города основывались путем принесения торжественной коллективной присяги или ряда присяг на верность хартии, которая перед тем была вслух прочитана всем гражданам. Хартия была в известном смысле общественным договором, по-видимому, ее и следует считать одним из главных источников возникновения новой договорной теории правления.

Городские хартии не были, конечно, договорами в современном смысле, то есть они не являлись достигнутым в ходе переговоров обменом между сторонами, по которому каждая из сторон обязывалась совершить определенные действия в течение установленного промежутка времени. Принятие городской хартии было скорее выражением согласия вступить в постоянные отношения.

Подобно феодальному договору вассалитета или брачному договору, это было согласие принять определенный статус, т.е. вступить в отношения, условия которых устанавливались правом и не могли быть изменены по воле сторон. Однако в случае основания нового города создаваемый статус был статусом корпорации в соответствии с господствовавшей романистско-канонической теорией корпорации как совокупности людей, осуществляющих общие правовые функции и действующих как юридическое лицо.

Следовательно, в каком-то смысле провозглашение и принятие городской хартии было даже не договором, а своего рода таинством, оно символизировало и реализовало создание сообщества и установление его права.

Коммунитарный характер городского права нашел отражение не только в договорности отношений членов сообщества, но и в партиципаторности, коллективности этих отношений. Это проявлялось в правовых требованиях взаимной помощи граждан и взаимной защиты против чужих и врагов; в положениях о проведении "общего совета" граждан при принятии новых законов; в системе формального судебного разбирательства согражданами ("равными") дела того человека, который требовал защиты своих прав или которому был предъявлен иск кем-то другим; в системе неформального третейского суда гражданских споров, за которым городские власти осуществляли лишь незначительный надзор; в строгом регулировании хозяйственной деятельности гильдиями ремесленников и купцов и во многих других положениях, обеспечивавших всенародное участие в жизни общины.

Подобно тому как договорный аспект сообщества не следует понимать в категориях современного понятия договора, так и его партиципаторный аспект не следует понимать в категориях современных представлений о демократии. Городское сообщество XII в. обычно управлялось небольшой группой патрициев. В более общем виде оно опиралось не на отдельных людей как таковых, а на соподчиненные общины — это было "сообщество сообществ".

Французские историки общества назвали этот тип социальной структуры "общество сословий", а немецкие — "государство сословий". Те и другие ошибочно отождествили его только с "постфеодальной" и "додемократической" Европой XVI—XVIII столетий. Но ведь и в европейских городах XII столетия "сословие" или, говоря проще, класс (в немарксистском смысле слова), к которому принадлежал человек, было важной основой прав и обязанностей. Так, городское право, признавая определенное правовое равенство всех граждан, и богатых и бедных, как граждан, тем не менее в целом не допускало бедных к выборам руководителей.

Далее, оно признавало собственные правовые режимы различных гильдий купцов и ремесленников, в которых неравенство мастеров и подмастерьев бросалось в глаза. Оно также закрепляло за разными сословиями неграждан разные виды прав и обязанностей: сюда входили дворянство, духовенство, студенты, евреи и др.

Подобно тому, как городское сообщество было частью большого сообщества сообществ, охватывавшего весь христианский мир, так и само оно было малым сообществом сообществ. Индивид не существовал в правовом отношении иначе как член одного или более субсообществ в рамках целого, и его индивидуальная свобода состояла главным образом в его мобильности, то есть способности передвигаться из одного сообщества в другое или обращаться к одному сообществу за защитой от другого. Для некоторых, например евреев, эта мобильность хотя и существовала, но была крайне ограничена; евреи могли прибегать и часто прибегали к защите короны или папства в поисках спасения от мер, принимавшихся против них городскими властями.

Таким образом, коммунитарный характер городского права сам по себе имел договорное, партиципаторное и сословное измерения.

Светский характер. Кроме коммунитарного, городское право носило и светский характер. В противоположность городам Греции и Рима древней и императорской эпохи, города Запада не несли ответственности за поддержание религиозного культа. Богослужения и вера не входили в городскую юрисдикцию, находясь под отдельной юрисдикцией церкви, которая повсюду на Западе подчинялась епископу Рима. Право, относящееся к соблюдению норм и доктрин религии в пределах города, было не городским (или императорским) правом, а каноническим правом католической церкви.

Это не означало, что городское сообщество было безразлично к вере. Напротив, все города Западной Европы были активно христианскими. Они были полны церквами и часовнями святых. Они считали, что учреждены Богом. "Иисусу Христу обязаны мы развитием законов и преимуществ нашего города", — заявляет договор, которым граждане Марселя установили мир с гражданами Ниццы в 1219 г. "Только Бог, Он Сам, управляет нашим городом". Однако задача их как городов была светская, преходящая, а не священная и вечная. Она состояла преимущественно в обуздании насилия и в регулировании политических и экономических отношений, то есть в сохранении мира и отправлении правосудия.

Тот факт, что город считал себя светским политическим образованием и не претендовал на применение церковных законов, проведение священных обрядов и проповедь религиозного учения, а оставлял эти задачи церкви, был существенной чертой его облика как города в западном смысле. Это было не только негативное явление, оно имело и позитивное значение, состоявшее в установлении независимой ценности мирских, или преходящих, целей. Новые городские органы управления не только были независимы от прямой церковной власти в институциональном смысле, но и задачи их по поддержанию мира и справедливости были независимы от задач церкви по защите христианской веры.

Эти независимые задачи по поддержанию мира и справедливости хотя и считались преходящими, но тем не менее рассматривались как предписанные Богом, достойные безграничной приверженности, как важная составная часть божественного плана спасения человечества. Это был "град земной", но в гораздо более оптимистическом значении, чем у Августина, хотя и в гораздо менее оптимистическом, чем у многих секуляристов XII в.

Светский характер городского права нашел свое отражение в том обстоятельстве, что каждый город имел собственную разновидность городского права и что городское право было только одной из нескольких разновидностей светского права наряду с королевским, феодальным, манориальным и торговым. Сосуществование различных видов светского права было внутренне связано с его светским характером. Ни одна система светского права не претендовала на то, чтобы охватывать светскую юрисдикцию целиком. Каждая была отдельной системой, которая управляла одной из областей жизни людей, подпадающих под ее юрисдикцию.

Это также отличало право европейских городов начиная с XI—XII вв. от права городов Древней Греции и императорского Рима. Греческий город был единственным политическим образованием, которому были обязаны верностью его граждане, и его право было единственным, которым они были связаны. Римский город не имел своего собственного права, римские граждане управлялись исключительно на основе римского права, а неграждане исключительно на основе права народов. Уникальность права западного христианского мира состояла в том, что каждый отдельный человек жил в условиях множественности правовых систем, каждая из которых управляла одним из частично пересекающихся друг с другом субсообществ, членом которого являлся этот человек.

Конституционный характер. Третьей значительной чертой системы городского права был ее конституционный характер. Слово "конституционализм" было изобретено в конце XVIII — начале XIX в. для обозначения главным образом американской доктрины верховенства писаной конституции над издаваемыми законами. Однако реальность нового конституционализма в полном смысле слова впервые проявила себя в городских правовых системах Западной Европы в XI—XII столетиях.

С одной стороны, европейские города в эти столетия были новыми государствами так же, как и церковь этого периода была новым государством, в том смысле, что они имели полноту законодательных, исполнительных и судебных полномочий и власти, включая полномочия и власть устанавливать налоги, чеканить деньги, устанавливать систему мер и весов, собирать войско, заключать союзы и вести войну. С другой стороны, полномочия и власть городов, как и церкви, были подчинены разным конституционным ограничениям. Конституционный характер городского права проявлялся в пяти важных аспектах.

1. Городское право в очень многих случаях основывалось на писаных хартиях, устанавливавших и организацию управления, и гражданские права и свободы. Они фактически были первыми новыми писаными конституциями. Даже когда писаная хартия отсутствовала, считалось, что город имеет основной закон, устанавливающий организацию его управления и основные права и свободы его граждан.

2. Система организации управления, установленная хартией (или без оной), была во многих важных своих чертах подобна современным системам конституционного правления: городские власти были ограничены в своих полномочиях, они часто подразделялись на исполнительную, законодательную и судебную отрасли, имевшие определенные ограничительные механизмы по отношению друг к другу, проводились периодические выборы должностных лиц, во многих местах сроки пребывания судей в должности определялись их хорошим поведением или желанием граждан (до отзыва), законы публиковались, издавались их собрания.

3. Гражданские права, предоставляемые городским правом, как правило, включали рациональную судебную процедуру с вынесением решения равными по положению, а не с доказыванием посредством судебного испытания или поединка. Не допускались произвольные аресты и заключение в тюрьму без судебного разбирательства. Приказы о взятии под стражу в обеспечение долга были запрещены. Виды наказаний были ограничены. В теории богатые и бедные должны были быть судимы на равных основаниях. Граждане имели право носить оружие, имели право голоса. Иммигрантам предоставлялись те же права, что и гражданам, после того как они прожили в городе год и один день. Иностранные купцы имели равные права с купцами-гражданами.

4. Гражданские свободы обычно включали освобождение от многих феодальных повинностей и налогов и строгие ограничения королевских прерогатив: король, например, соглашался брать с города фиксированный налог и отказывался от права принудительных займов. А сверх всего, как общий принцип было установлено, что обязательства граждан устанавливаются заранее и что граждане могут сохранять все приобретенное ими, не подлежавшее этим конкретным обязательствам.

5. Конституционное право гражданских прав и свобод включало права и свободы, относящиеся к участию в городском управлении. Это в свою очередь было связано с конституционной теорией, которая никогда не принималась в полном объеме, но и не отвергалась начисто, что политической властью облечено в конечном счете все сообщество граждан.

Хотя формы управления европейскими городами были совершенно различны, между ними имелось много общего. Очень большая доля вновь созданных городов управлялась народными собраниями всех граждан, чье согласие было необходимо для избрания должностных лиц и принятия законов. Однако на протяжении XII—XIII столетий по всей Европе наблюдалась сильная тенденция к замене народного собрания советом.

Некоторые итальянские города имели два совета, большой и малый. Сначала городские советы избирались на срок в несколько лет. Позднее выборы заменили кооптацией. Аристократическая форма правления вытеснила демократическую, хотя на заднем плане оставались иногда большие народные собрания, имевшие право вето или по крайней мере неодобрения любых изменений в основных законах.

Сначала исполнительные должностные лица избирались на короткий срок. Однако в ряде мест наблюдалась тенденция к концентрации исполнительной власти. В некоторых итальянских городах срок полномочий подесты был продлен с полугода или года до нескольких лет, и наконец, в некоторых городах должность эта стала пожизненной. В других городах над исполнительной властью возобладала олигархия именитых купцов.

Так, в Венеции в XII в. полная исполнительная власть принадлежала дожу и Малому совету из 6 человек, а дож и Коллегия, состоявшая из 26 глав департаментов, вносили законодательные инициативы в Сенат Большого совета. В Сенате было 120 членов, в Большом совете — 480. Однако в XIII в. дож, Малый и Большой советы стали марионетками в руках грандов ("великие"), и термин "народ", относившийся когда-то к связанному присягой объединению всех граждан, стал относиться и в Венеции, и во многих других городах к людям, исключенным из управления и часто враждебным ему.

Народное участие в городском управлении в конце XI—XII в. распространялось и на судебные власти. Определенные горожане, в Италии "консулы", назначались или избирались в качестве народных судей. В Венеции для ведения судебных дел из числа членов Большого совета избирался Совет сорока, или Трибунал. В других местах, однако, судьи были профессиональными юристами.

В Англии, хотя городское движение там было слабее, а города больше зависели от короны и были по форме правления менее демократичны, чем города Италии, Германии, Фландрии и части Франции, городские должностные лица часто избирались. Граждане Лондона получили право избирать себе шерифов и юстициария в 1131 г., а мэра в 1231 г..

Способность к росту. Четвертой чертой системы городского права была ее способность к росту, то есть тенденция не только к изменению, но и к осознанному органичному развитию. Эта тенденция находила отражение в проводившихся время от времени сборе и систематизации обычаев города вместе с присягами различных должностных лиц. Она отразилась также в регулярном издании и периодической систематизации постановлений и законов органов городского управления, а также разных гильдий в его пределах.

В дополнение к таким внутренним источникам сознательного роста городское право часто испытывало благотворное влияние римского и канонического права. Некоторые города специально "приняли" римское право. Однако это всегда было идеальное, динамичное римское право, преподаваемое в университетах, а вовсе не набор неизменных норм. Римское право рассматривалось как кладовая, из которой можно извлечь правовые идеи и принципы для удовлетворения новых потребностей, поэтому оно было также составным источником осознанного роста городского права.

Системная целостность. Способность и тенденция городского права к росту были связаны с его характером как правовой системы, которая отчасти вдохновлялась и системным характером римского и канонического права. В итальянских городах особенно, но в меньшей степени и везде, городское право считалось основанным в первую очередь на обычае, а затем на нормах, изданных нормотворческими властями.

Эти нормы, в свою очередь, подразделялись на статуты гильдий и других ассоциаций и законы городской законодательной власти, короля или императора. Статуты были писаными, что придавало им особое значение. Тем не менее, запись обычаев по распоряжению публичной власти не влекла за собой утрату ими качества обычного права. В городском праве, как и в каноническом и в других правовых системах того времени, в случаях конфликта между источниками права обычай уступал статуту, а тот — закону. Статуты гильдий подлежали частому рассмотрению и одобрению городских властей, которые налагали на гильдии обязанность периодически пересматривать свои статуты.

Другие черты городского права были связаны с конкретными чертами социальных и экономических отношений внутри города. Так, согласно одному из положений городского права, гражданин или житель города мог законно приобретать землю и строения на основе определенной формы держания, которая называлась городским держанием.

В противоположность клановому и феодальному держанию городское держание включало право отказать недвижимость по завещанию, продать ее, заложить или сдать в аренду и в целом иметь права, аналогичные тем, которые в XVIII в. стали называться "правами собственности". Но ограничения на частное пользование землей и строениями в конце XI—XII в. были строже, чем в конце XVIII— XIX в., так как городская хозяйственная деятельность в более ранний период строго регулировалась обычным правом, с одной стороны, и гильдейскими нормами — с другой.

 Отправлено: 12.05.13 08:46. Заголовок: Город как историческая общность

Город как историческая общность

В последние десятилетия американские социологи уделяли повышенное внимание истории города, что отчасти было результатом перевода на английский язык работ Макса Вебера, посвященных городу. Вебер овладел вторичной литературой по истории западного города, накопившейся за конец XIX — начало XX в., синтезировал и интегрировал ее с собственной общей социальной теорией. Однако влияние Вебера не было всецело благотворным. Ему не удалось исправить некоторые крупные ошибки в трактовке истории города, сделанные его предшественниками, а его общая теория социума грешит серьезными недостатками, которые особенно пагубны, когда речь идет о городских сообществах.

Прежде всего, Веберова теория города, хотя она и изложена в терминах исторической науки, оказалась неспособна даже назвать, не то что объяснить самую поразительную и заметную черту западного города, а именно его историческое сознание, то есть осознание им своего исторического развития, его веру в свое движение из прошлого в будущее, его понимание собственного поступательного, развивающегося характера.

Теория Вебера является важным вкладом в том отношении, что она обращает внимание на структурное единство западного города как сообщества в определенный период времени — в период его исторического возникновения в "позднем Средневековье"; но серьезной слабостью этой теории является ее неспособность увидеть, что западный город, в отличие от своих римских, исламских и восточных собратьев, верил в органичный рост своих политических, экономических и социальных институтов на протяжении поколений и веков.

Вебер писал, что хотя зачатки города западного типа можно найти в других культурах, главным образом ближневосточных, "городская "община" в полном смысле слова появляется только на Западе".

Чтобы составить полноценную городскую общину, — писал он, — поселение должно демонстрировать относительное преобладание торгово-экономических отношений, а все поселение в целом должно иметь следующие черты:

укрепления,
рынок,
собственный суд и хотя бы частично автономное право,
соответствующую форму ассоциации,
хотя бы частичную автономию и автокефалию, т.е. управление властями, в избрании которых горожане принимали участие.

Такая специфическая система сил, по Веберу, могла появиться только при особых условиях и в особое время, а именно в средневековой Европе.

Составные элементы, относимые Вебером к "полноценной городской общине" Запада, выражают ее структурную целостность, но не учитывают ее динамического характера, ее развития во времени. Они не объясняют, почему или как город XII в. развился в город века XVI или XX, многие из черт которого идентичны чертам города XII столетия или по крайней мере преемственны по отношению к ним, но другие при этом существенно иные если не по сути, то по степени.

Типичный город XX в. имеет следующие черты:

это корпорация, наделенная статусом юридической личности, обладающая полномочиями быть субъектом и объектом исков, владеть собственностью, заключать договоры, нанимать рабочую силу, делать займы;
это политическое образование, обычно управляемое мэром или городским управляющим совместно с выборным советом, имеющее полномочия нанимать чиновников, собирать налоги, осуществлять право принудительного отчуждения частной собственности и другие управленческие действия и функции;
это экономическая единица, как правило, обеспечивающая или контролирующая обеспечение себя водой, газом, электроэнергией, транспортом, регулирующая строительство и использование жилья и размещение хозяйственных предприятий;
это учреждение для обеспечения социального благосостояния, включая образование, здравоохранение, помощь бедным и общественные формы отдыха.

Подобно своим преемникам XX в., города Европы XII столетия также были корпоративными, политическими и социальными образованиями, однако сфера их деятельности в каждой из этих ролей была гораздо более ограниченной, чем у нынешнего города. Многие из тех функций, которые осуществляет город сегодня, осуществлялись тогда в пределах города гильдиями и церковью, а также большими семьями.

Нынешний город также гораздо более интегрирован в новое национальное государство и в гораздо большей степени отражает процессы в этом образовании, которое в XII столетии еще только возникало. Однако несмотря на эти различия, нынешний город развился в процессе органичного роста из городов, созданных или воссозданных в период Папской революции. И процесс этот был частью его естества как городской общины.

Процесс роста западного города нельзя объяснить без обращения к его историческому самосознанию, его чувству собственной исторической преемственности и развития, его осознанию своего поступательного характера как сообщества и движения из прошлого в будущее. Исторически это было связано, во-первых, с религиозным измерением Папской революции, и особенно с миссией церкви, которая состояла в постепенном исправлении и спасении светского строя.

Во-вторых, это было связано с политическим измерением Папской революции и особенно с верой в сосуществование множественных автономных светских политических образований. Именно эта вера обусловила возможность и необходимость для граждан создавать городские коммуны, независимые от королевской, феодальной, даже церковной власти, что было немыслимо до того, как папство десакрализовало королевскую власть.

Это было связано, в-третьих, с правовым измерением Папской революции, и особенно с убеждением, что реформирование и спасение светского порядка должны происходить путем постоянного прогрессивного развития правовых институтов и периодического пересмотра законов во имя победы над силами хаоса и несправедливости.

Весьма странно, что Вебер в одной из последующих глав противоречит собственному высказыванию о том, что именно составляет уникальность средневекового западного города. Не замечая несоответствия, он относит все пять черт "полноценной городской общины", которая, как он ранее утверждал, "появляется только на Западе", к азиатскому и восточному городу тоже. Последний также, утверждает Вебер, был крепостью и рынком. Он также включал земельное владение на условиях оказания собственнику услуг по его обработке (то есть нефеодальное держание), при котором земля могла отчуждаться без ограничений или на основе беспрепятственного наследования или облагалась только фиксированной земельной рентой.

Этот город имел также собственную "автономную конституцию", что должно было предполагать собственную форму ассоциации и по меньшей мере частичную автономию и автокефалию. Во всех этих отношениях различия между средневековым западным городом и его азиатским аналогом состояли, по утверждению Вебера, только в степени развития названных черт. Что "абсолютно" отличало западный город, заключает Вебер, так это личное правовое положение, то есть свобода гражданина.

Сервы, переселявшиеся в города, утверждает Вебер, имели общий интерес избежать военных и других повинностей в пользу своих прежних господ. "Жители городов поэтому присвоили себе право нарушать сеньориальное право. Это и было главное революционное новшество средневековых западных городов в противоположность всем прочим".

Вебер далее пишет, что "разрыв сословных уз с сельским дворянством" был связан с формированием муниципальных корпораций — юридически автономных общин. "Подобные предварительные формы конституирования полиса или коммуны могли появляться неоднократно в Азии и Африке", — добавляет он. (Пусть читатель обратит внимание на осторожные слова "предварительные" и "могли".) "Однако ничего не известно [в Азии и Африке] о правовом статусе гражданства".

Итак, Вебер в конце концов признает, что в западном праве имелось нечто, представлявшее собой фактор решающей значимости для подъема западного города. Что-то решающе важное, очевидно, было и в западной религии — и это тоже Вебер затрагивает только косвенно. Он указывает, что в азиатских культурах, включая Китай и Индию, невозможно объединить всех жителей города в однородную статусную группу.

"Главная из причин своеобразной свободы горожан средиземноморского города, в отличие от города азиатского, — пишет Вебер, — это отсутствие магических пут касты и рода. Социальные формирования, не дающие горожанам слиться в однородную группу, различны. В Китае это экзогамный и эндофратрийный род, в Индии это эндогамная каста. Здесь Вебер обращается к трудам Фюстеля де Куланжа, чтобы показать, что античные греческие и римские города действительно создали религиозное основание гражданства, заменив семейное культовое принятие пищи общегородским.

Однако Вебер не дает никакого объяснения отношениям религиозного фактора к правовому и политическому, в частности, он прошел мимо того факта, что древние города Греции и Рима опирались на рабство и не имели "своеобразной свободы горожан", характерной вовсе не для "средиземноморского города" как такового, а для западноевропейского города, начиная с XII в.

Таким образом, Вебер не сделал вывода, что возникновение городских вольностей на Западе было частью революционных религиозных перемен, в ходе которых, с одной стороны, церковная полития провозгласила свою независимость от всех светских политических образований, а с другой — впервые было выработано само понятие светских политических образований, которые теперь считались поддающимися реформе и спасению.

Почему Вебер недооценил роль права и религии в происхождении и развитии западного города? И почему он совершенно просмотрел роль западного исторического сознания, то есть западной веры, в органичном росте религиозных и правовых институтов на протяжении поколений и веков?

Карл Маркс приписывал все перемены в общественном сознании, включая сознание религиозное и правовое, изменениям технологии ради удовлетворения экономических потребностей (способ производства) и классовой борьбе за контроль над этой технологией (производственные отношения). Вебер, со своей стороны, считал, что в дополнение к материальным экономическим силам, определяющим общественное сознание, существуют также материальные политические силы, другими словами, что стремление к политической власти является независимой объективной силой, а не просто отражением стремления к власти экономической, как полагал Маркс.

Для Вебера, следовательно, подъем западного города в конце XI — начале XII столетия объяснялся не просто развитием нового способа производства (ремесла), который выманивал сервов из маноров вопреки желанию феодалов, но также и развитием новых политических отношений. Вебер мог видеть, что у дворянства тоже были причины желать создания и подъема городов. Но Вебер, подобно Марксу, считал, что сознание, и особенно правовое и религиозное, является по сути орудием господства.

Говоря конкретнее, Вебер, как и Маркс, считал, что идея создания городов, рост городского сознания внутри них, развитие городских правовых и религиозных институтов, которые, с одной стороны, выражали городское сознание, а с другой — поддерживали экономическую и политическую власть правящих классов, — что все это составляло нематериальную (духовную, идеологическую) "надстройку", возвышающуюся на материальном (экономическом и политическом) "базисе".

Однако западные правовые институты не удается удовлетворительно объяснить ни как простую надстройку, ни как простую идеологию, да и всякая интерпретация истории Запада, построенная на различии между материальным базисом и идеологической надстройкой, не может дать удовлетворительное объяснение западной традиции права.

Это, однако, не означает, что ценности, идеи, убеждения, понятия и другие формы общественного сознания, так сказать, первичны и что они "служат причинами" перемен в экономической и политической жизни или в правовых институтах. Правовые институты Запада нельзя объяснять ни идеалистически, единственно как проявления существующих понятий, ни материалистически, единственно как орудия экономической и политической власти. Им можно дать удовлетворительное объяснение только в категориях, которые охватывают и материализм, и идеализм и выходят за их пределы.

Традиционная теория общества делает ошибку, считая, что исторические перемены вызываются переменами в одних только основных социальных, экономических и политических условиях. Не бывает социальных, экономических и политических условий (или сил) самих по себе, они всегда находятся в контексте восприятия и чувства. Не бывает по отдельности и ценностей, идей и убеждений; как социальное явление они всегда взаимосвязаны с "материальными интересами". Власть — в то же время и идея, справедливость — в то же время и сила. Ни одно не является причиной другого, в физическом смысле слова.

Чтобы понять, почему произошла такая великая историческая перемена, нужно выйти за пределы взаимоотношений между идеями и материальными условиями и войти в само время и обстоятельства, и не только для того, чтобы их описать, но и для того, чтобы показать их историческое значение, их смысл для прошлого и будущего. Такие правовые институты, как корпоративность города, отчуждаемость городской собственности, свободы граждан, следует понимать отчасти как проявление идей и ценностей, а отчасти как орудия экономической и политической власти.

Однако их надо понять и как важные исторические события, и как звенья важной цепи исторических событий. Это были не просто "проявления" и "орудия", они были, они происходили, и, зная, когда и как они происходили, мы сможем понять, почему. Поистине, нет другого способа дать удовлетворительное объяснение правовых институтов западного города. Кроме объективно-материалистического "почему" и субъективно-идеалистического "почему", есть еще одно — историческое, то самое "почему", которое добавляет к внешнему и внутреннему измерениям нашего исследования измерение времени — прошлого и будущего.