Форум Удар гардой

ДОСЬЕ НА АРАМИСА, ИНАЧЕ ИМЕНУЕМОГО РЕНЕ Д'ЭРБЛЕ (ПОЗДНЕЕ ГЕРЦОГ Д'АЛАМЕДА)
Раздел + комментарий Цитаты

ВНЕШНОСТЬ, АНТРОПОМЕТРИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

Резюме к цитатам раздела:

Слащавая внешность.
Жеманность, изящные позы.
Величественность в зрелые годы.
Худощавость.
По-видимому, сильный голос, хоть и говорил тихо.
Черные волосы.
Бледное лицо.
Узкий, выдающийся вперед подбородок.
Красивые зубы.
Стройные ноги.
Любовь к парфюмерии и прочим косметическим ухищрениям. Этот мушкетер был прямой противоположностью тому, который обратился к нему, назвав его Арамисом. Это был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех, с простодушным и несколько слащавым выражением лица, с черными глазами и румянцем на щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатистым пушком. Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли верхнюю губу. Казалось, он избегал опустить руки из страха, что жилы на них могут вздуться. Время от времени он пощипывал мочки ушей, чтобы сохранить их нежную окраску и прозрачность. Говорил он мало и медленно, часто раскланивался, смеялся бесшумно, обнажая красивые зубы, за которыми, как и за всей своей внешностью, по-видимому, тщательно ухаживал. На вопрос своего друга он ответил утвердительным кивком.

Итак… — продолжал Арамис, принимая в кресле такую изящную позу, словно он находился на утреннем приеме в спальне знатной дамы, и любуясь своей белой и пухлой, как у женщины, рукой, которую он поднял вверх, чтобы вызвать отлив крови

— И потом… — продолжал Арамис, пощипывая ухо, чтобы оно покраснело, как прежде поднимал руки, чтобы они побелели.

Голос Арамиса, становившийся в минуты дурного настроения резким и крикливым, только раздражал его.

Вы все еще чудесно поете, милый Арамис, и я вижу, что обедня не испортила вам голос.

...столь утончен, как Арамис, чтобы пребывать в своем природном изяществе и черпать его в себе самом.

Арамис вы все прежний. У вас все те же прекрасные черные волосы, тот же стройный стан и женские руки, ставшие прекрасными руками прелата.
– Да, – сказал Арамис, – это правда, я забочусь о своей внешности. Но знаете, друг мой, я старею: скоро мне стукнет тридцать семь лет.
– Послушайте, – сказал д’Артаньян, улыбаясь, – раз уж мы с вами встретились, так условимтесь, сколько нам должно быть лет на будущее время.
– Как так? – спросил Арамис.
– Да, – продолжал д’Артаньян, – в прежнее время я был моложе вас на два или три года, а мне, если не ошибаюсь, уже стукнуло сорок.
– В самом деле? – сказал Арамис. – Значит, я ошибаюсь, потому что вы всегда были отличным математиком. Так по вашему счету выходит, что мне уже сорок три года?

Под балдахином взору друзей представилось благородное бледное лицо, обрамленное черными с проседью волосами, с тонкими, строго сжатыми губами и узким, выдающимся вперед подбородком. Эта гордая голова была увенчана митрой, благодаря которой лицо епископа казалось не только величественным, но и аскетически сосредоточенным. Он знал ум и проницательность своего друга и боялся, что удивление и краска, залившая его лицо, выдадут его секреты. Это был прежний Арамис, постоянно скрывавший какую-нибудь тайну.

Арамис вернулся точно триумфатор. Солдаты салютовали ему оружием как начальнику, горожане кланялись скорее как другу и покровителю, чем как главе церкви. В Арамисе было что-то напоминавшее римских сенаторов, в домах которых всегда толпились клиенты.
«О! — мысленно сказал он себе. — Портос накопил жира, у Арамиса прибавилось величия».

57 лет:
Арамис шел, высоко подняв голову, как человек, привыкший повелевать; край его суконного фиолетового одеяния был приподнят. Рука упиралась в бедро. Он не сбрил своих тонких усов и остроконечной бородки, по моде эпохи Людовика XIII. Когда он вошел, в комнате распространился тонкий аромат его духов, всегда одних и тех же у элегантных людей и женщин большого света, так что создается впечатление, что это благоухание свойственно им самим. Однако в духах Арамиса чувствовалось еще что-то церковное, отдававшее ладаном; аромат этот не пьянил, он проникал в человека, не ласкал чувства, а вызывал почтение.

Арамис, худощавый и нервный.

Арамис еще не ложился. Надев удобный бархатный халат, он писал письмо за письмом своим быстрым убористым почерком, которым можно было уместить добрую четверть книги на одной странице.

Дверь открылась, вошел Арамис. Выслушивая его приветствие, король внимательно всматривался в это лицо, которое, раз увидев, никто не мог позабыть.
— Какое замечательное у него лицо, — сказал король, проводив его взглядом до самой двери и смотря ему вслед даже после его ухода.
— Государь, — отвечал Фуке, — если бы этот епископ получил лучшее образование, то ни один прелат в целом государстве не был бы более достоин высоких почестей.
— Разве он не ученый?
— Он сменил шпагу на рясу и сделал это довольно поздно.

Упомянутый нами человек шел твердым шагом, хотя был не первой молодости. При виде его плаща кирпичного цвета и длинной шпаги, приподнимавшей этот плащ, всякий признал бы в нем искателя приключений, а рассмотрев внимательно его закрученные усы, тонкую и гладкую кожу щеки, которая виднелась из-под его широкополой шляпы, как было не предположить, что его приключения любовные?

Он умышленно выставил вперед стройную ногу, грациозно нагнул гордую голову и улыбнулся, чтобы показать блестевшие при свете зубы.

— Герцога д’Аламеда, только сегодня прибывшего из Испании, — продолжал Кольбер.
— Это я! — произнес белый как снег сутулый старик.
— Арамис!

ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА

Резюме к цитатам раздела:

Честолюбие.
Целеустремленность.
Манипуляторство.
Деловые качества.
Показная набожность.
Интриганство.
Скрытность.
Таинственность.
Неискренность.
Скептицизм.
Внешняя холодность.
Хладнокровие.
Эмоциональность, когда этого никто не видит.
Молниеносность чувств.
Властность в зрелые годы.
Дар пророчества. Зато Арамис, хотя и могло показаться, что у него нет никаких тайн, был весь окутан таинственностью. Скупо отвечая на вопросы, касавшиеся других, он тщательно обходил все относившееся к нему самому.

Арамис никогда не играл. Он был самым дурным мушкетером и самым скучным гостем за столом. Всегда оказывалось, что ему нужно идти заниматься. Случалось, в самый разгар пира, когда все в пылу беседы, возбужденные вином, предполагали еще два, если не три часа просидеть за столом, Арамис, взглянув на часы, поднимался и с любезной улыбкой на устах прощался с присутствующими, торопясь, как он говорил, повидаться с назначившим ему свидание ученым богословом. В другой раз он спешил домой, чтобы потрудиться над диссертацией, и просил друзей не отвлекать его.

Этот человек, как можно было уже заметить, производил мало шума, но много делал.

Но предупреждаю вас, что если, перетирая церковные принадлежности в своих часовнях, вы разучитесь чистить мою шпагу, я сложу костер из всех ваших икон и поджарю вас на нем. Возмущенный Базен перекрестился бутылкой. Д’Артаньян, пораженный тоном и манерами аббата д’Эрбле, столь непохожими на тон и манеры мушкетера Арамиса, глядел на своего друга во все глаза.

– Вы честолюбивы?
– Как Энкелад.
– Так вот, мой друг, я дам вам возможность стать богатым, влиятельным и получить право делать все, что вздумается.
Облачко пробежало по челу Арамиса, такое же мимолетное, как тень, пробегающая по ниве в августе месяце; но, как ни было оно мимолетно, д’Артаньян все же его заметил.
– Говорите, – сказал Арамис.
– Сперва еще один вопрос. Вы занимаетесь политикой?
В глазах Арамиса сверкнула молния, такая же быстрая, как тень, промелькнувшая по его лицу прежде, но все же недостаточно быстрая, чтобы ее не заметил д’Артаньян.

– Арамис, вы сами знаете, – продолжал Атос, – по природе холоден; к тому же он постоянно запутан в интригах с женщинами.

От этого хохота даже у скептика Арамиса кровь застыла в жилах.

Арамис ждал его со страшной улыбкой, которая была ему свойственна в такие минуты. Раздался выстрел, и Шатильон, раскинув руки, опрокинулся на круп своей лошади. Пуля попала ему в грудь через вырез лат.

На загадочном лице Арамиса ничего не прочтешь.

Арамис не был ни мечтателем, ни человеком чувствительным; правда, в молодости он писал стихи; но сердце у него было черствое, как у всякого пятидесятипятилетнего человека, который любил многих женщин или, вернее, был любим многими женщинами.

Его преосвященство епископ ваннский не отличается собачьей преданностью; а насчет собачьего чутья — другое дело .

И Арамис, скандируя каждое слово чека, излил весь свой гнев, все скопившееся в нем презрение, каплю за каплей, на негодяя, который в течение четверти часа выносил эту пытку. Потом он приказал ему удалиться, и не при помощи слов, а жестом, как отмахиваются от какого-нибудь наглого деревенщины или отсылают лакея.

Атос постиг ум Арамиса до тонкостей; он знал, что тот вечно что-то устраивает и затевает, вечно плетет сети каких-то интриг.

Холодный, лукавый и властный характер, наложивший свой отпечаток на лицо ваннского епископа.

Голова Арамиса пылала: напряжение тела все еще не превозмогло в нем душевного напряжения. Все, что может породить безудержный гнев, острая, не стихающая ни на мгновение зубная боль, все, какие только возможны, проклятия и угрозы, все это рычало, корчилось, вопило в мыслях поверженного прелата. На его лице отчетливо проступали следы этой жестокой борьбы. Здесь, на большой дороге, никем не стесняемый, он мог по крайней мере отдаться своим чувствам, и он не лишал себя удовольствия сыпать проклятия при каждом промахе своей лошади и каждой рытвине на дороге. Бледный, то обливаясь горячим потом, то пронизываемый ледяным ознобом, он нещадно стегал свою лошадь и бил ее шпорами до крови.

— Он всегда сможет найти убежище. Видно, что вы не осведомлены, с кем имеете дело. Вы не знаете господина д’Эрбле, вы не знали Арамиса. Это один из четырех мушкетеров, которые при покойном короле держали в трепете кардинала Ришелье и во время регентства причинили столько хлопот монсеньору Мазарини.
— Но как же он все-таки сделает это, если не располагает своим собственным королевством?
— Оно есть у него.
— Королевство у господина д’Эрбле?!
— Повторяю вам, сударь, если у него будет нужда в королевстве, то он уже обладает им или будет им обладать.

— Но запомните, господин Кольбер: господин д’Эрбле никогда не падает духом, и если его постигла в чем-нибудь неудача, он не успокоится, пока не добьется своего. Если он упустил случай создать покорного себе короля, он рано или поздно создаст другого

— Если б вы знали, сколько раз Арамис выходил из тюрьмы.

...господин д’Эрбле захватил мой корабль вместе со всем экипажем и распорядился доставить себя в Байонну.

Несмотря на своего рода пророческий дар, который был замечательной чертой в характере Арамиса

СВЕДЕНИЯ О РОДЕ, СЕМЬЕ

Резюме к цитатам раздела:

Отец Арамиса, вероятно, был военным или приближенным к королю. Король очень любил моего отца, убитого при осаде Арраса, и мне был пожалован этот плащ…

ОТНОШЕНИЯ С ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ ПОЛОМ, ТИП ВНЕШНОСТИ ЖЕН И ПОДРУГ

Резюме к цитатам раздела:

Предпочитал блондинок.
Дамский угодник, но преследующий при этом свои цели.
Предполагаю, что во вкус к интригам был вовлечен известной интриганкой герцогиней де Шеврез, возможно, первой его любовью.
Во второй половине жизни при достигнутых целях в связях с женщинами замечен не был.

...мне нужно сложить стихи, о которых меня просила госпожа д'Эгильон. После этого мне придется зайти на улицу Сент-Оноре, чтобы купить румян для госпожи де Шеврез.

— Благодарю, д'Артаньян! — вскричал Арамис в полном исступлении. — Ей пришлось вернуться в Тур. Она не изменила мне, она по-прежнему меня любит! Иди сюда, друг мой, иди сюда, дай мне обнять тебя, я задыхаюсь от счастья!

...фрондер и любовник госпожи де Лонгвиль ...большие голубые глаза, золотые волосы и гордую головку герцогини де Лонгвиль

Герцогиня де Шеврез считалась еще очень красивой женщиной. На вид ей можно было дать не больше тридцати восьми – тридцати девяти лет, тогда как на самом деле ей уже минуло сорок пять. У нее были все те же чудесные белокурые волосы, живые умные глаза, которые так часто широко раскрывались, когда герцогиня вела какую-либо интригу, и которые так часто смыкала любовь, и талия тонкая, как у нимфы, так что герцогиню, если не видеть ее лица, можно было принять за совсем молоденькую девушку.

– Женский голос! – воскликнул Арамис. – Ах, много бы я дал, чтобы она была молода и красива! И он влез на скамью, вглядываясь в трибуну, с которой послышался голос.

ОТНОШЕНИЕ К СОБСТВЕННОСТИ, ДЕНЬГАМ

Резюме к цитатам раздела:

Интересовался не сколько деньгами, сколько властью. Достать деньги для него не было проблемой (см. др. разделы), но не было и самоцелью, водил дружбу с финансистами (Фуке). — Вы признаете, что вы один из богатейших французских прелатов?
— Дорогой мой, раз вы заводите речь о деньгах, скажу вам, что Ванн приносит двадцать тысяч ливров ежегодного дохода, ни больше ни меньше. В этой епархии сто шестьдесят приходов.
— Недурно, — заключил д’Артаньян.
— Великолепно!.. — сказал Портос.

ОПИСАНИЕ ЖИЛЬЯ

Резюме к цитатам раздела:

Сочетание мирского и духовного в обстановке.
Уютность обстановки.
Некоторая женственность интерьера.
Военные аксессуары. Что касается Арамиса, то он жил в маленькой квартирке, состоявшей из гостиной, столовой и спальни. Спальня, как и все остальные комнаты, расположенная в первом этаже, выходила окном в маленький тенистый и свежий садик, густая зелень которого делала его недоступным для любопытных глаз.

Никогда еще не видел он более воинственно и вместе с тем более изящно убранного помещения. В каждом углу красовались военные трофеи – главным образом шпаги, а четыре большие картины изображали в полном боевом вооружении кардинала Лотарингского, кардинала Ришелье, кардинала Лавалета и бордоского архиепископа. Правда, кроме них, ничто не напоминало о том, что это жилище аббата: на стенах шелковая обивка, повсюду алансонские ковры, а постель с кружевами и пышным покрывалом походила больше на постель хорошенькой женщины, чем на ложе человека, давшего обет достигнуть рая ценой воздержания и умерщвления плоти.
– Вы рассматриваете мою келью? – сказал Арамис. – Ах, дорогой мой, извините меня. Что делать! Живу как монах-отшельник.

ЗНАНИЕ ЯЗЫКОВ

Французский, испанский, английский, латынь.

КАРЬЕРА, РОД ЗАНЯТИЙ, УМЕНИЯ, УВЛЕЧЕНИЯ, ОБРАЗОВАНИЕ

Резюме к цитатам раздела:

Обучался в духовной семинарии с 9 лет.
В 20 лет должен был быть рукоположен, но из-за интрижки с женщиной был вынужден прятаться среди мушкетеров, где отчасти полюбил военное дело.
В итоге принял монашеский сан, дающий больше возможностей для карьеры.
Хороший фехтовальщик.
Красивый мелкий почерк.
Стихотворчество: песни, сонеты, эпиграммы.
Сочинение проповедей.
Участие в интригах и заговорах.
Исполнение дамских поручений (в молодости).
Умение маскироваться.
Каким-то образом получил инженерное образование и составил чертежи укреплений крепости Бель-Иль.
Его часто принимали за инженера или архитектора.
Стал главой ордена иезуитов.
Мечтал быть папой.
В конце жизни - испанский посол, решающий вопросы политики Франции и Испании.
Простой шевалье стал герцогом. — Мушкетер только временно, дорогой мой. Как говорит кардинал — мушкетер против воли. Но в душе я служитель церкви, поверьте мне. Атос и Портос втянули меня в это дело, чтобы я хоть чем-нибудь был занят. У меня, как раз в ту пору, когда я должен был быть рукоположен, произошла небольшая неприятность с… Впрочем, это не может вас интересовать.

— Да, но мне пора читать молитвы, — сказал Арамис, — затем мне нужно сложить стихи, о которых меня просила госпожа д'Эгильон. После этого мне придется зайти на улицу Сент-Оноре, чтобы купить румян для госпожи де Шеврез. Вы видите сами, дорогой мой, что если вам спешить некуда, то я зато очень спешу.

...я написал рондо на эту тему. — это богословие в стихах.

— Я воспитывался в семинарии с девяти лет. Через три дня мне должно было исполниться двадцать, я стал бы аббатом, и все было бы кончено. И вот однажды вечером, когда я, по своему обыкновению, находился в одном доме, где охотно проводил время, — что поделаешь, я был молод, подвержен слабостям! — некий офицер, всегда ревниво наблюдавший, как я читаю жития святых хозяйке дома, вошел в комнату неожиданно и без доклада. Как раз в этот вечер я перевел эпизод из истории Юдифи и только что прочитал стихи моей даме, которая не скупилась на похвалы и, склонив голову ко мне на плечо, как раз перечитывала эти стихи вместе со мной.
Я настоящий дворянин, и кровь у меня горячая, как вы могли заметить, милый д'Артаньян; оскорбление было ужасно, и, несмотря на то что о нем никто не знал, я чувствовал, что оно живет в глубине моего сердца и жжет его. Я объявил святым отцам, что чувствую себя недостаточно подготовленным к принятию сана, и по моей просьбе обряд рукоположения был отложен на год.

Я отправился к лучшему учителю фехтования в Париже, условился ежедневно брать у него уроки — и брал их ежедневно в течение года. Затем в годовщину того дня, когда мне было нанесено оскорбление, я повесил на гвоздь свою сутану, оделся, как надлежит дворянину, и отправился на бал, который давала одна знакомая дама и где должен был быть и мой противник.
— Так как дамы не дождались возвращения своего певца, — продолжал Арамис, — и так как он был найден на улице Пайен проткнутый ударом шпаги, все поняли, что это дело моих рук, и происшествие наделало много шуму. Вследствие этого я вынужден был на некоторое время отказаться от сутаны. Атос, с которым я познакомился в ту пору, и Портос, научивший меня, в дополнение к урокам фехтования, кое-каким славным приемам, уговорили меня обратиться с просьбой о мушкетерском плаще. Король очень любил моего отца, убитого при осаде Арраса, и мне был пожалован этот плащ…

Арамис взял перо, немного подумал, написал изящным женским почерком девять-десять строк.

Арамис, совершив поездку в Лотарингию, внезапно исчез и перестал писать своим друзьям. Впоследствии стало известно через г-жу де Шеврез, рассказавшую об этом двум-трем своим любовникам, что он принял монашество в одном из монастырей Нанси.

– Нет, я бросил поэзию; так только, иногда сочиняю какие-нибудь застольные песни, любовные сонеты или невинные эпиграммы. Я пишу проповеди, мой милый!

С тех пор как я стал аббатом, я только и мечтаю что о сражениях.
– Это видно по вашей обстановке: сколько у вас тут рапир, и на любой вкус! А фехтовать вы не разучились?..
– Я? Да я теперь фехтую так же, как фехтовали вы в былое время, даже лучше, быть может. Я этим только и занимаюсь целый день.
– С превосходным учителем фехтования, который живет здесь.

Арамис, напишите наши имена вашим красивым мелким почерком.

— А где епархия Арамиса? — спросил д’Артаньян.
— Его преосвященство Рене состоит епископом в Ванне.
— Кто выхлопотал ему это место?
— Наш сосед, господин суперинтендант финансов.
— Кто? Господин Фуке?
— Так Арамис с ним в дружбе?
— Господин епископ каждое воскресенье говорил проповедь в капелле господина суперинтенданта в Во; и потом они вместе ходили на охоту.
— А давно он посвящен?
— Уже месяц.

Арамис одел Портоса с ловкостью, не уступавшей искусству самого опытного камердинера. Наконец он был готов. Арамис взял его за руку и вывел, заставляя осторожно переступать со ступеньки на ступеньку, не позволяя задевать за дверные косяки, поворачивая его то в одну, то в другую сторону, точно он, Арамис, был гигантом, а Портос карликом. Дух управлял материей.

— Сударь, — громко спросил комендант Арамиса, чтобы каждое слово его было услышано караульными, — сударь, у вас хорошая память?
— Я имею в виду ваши планы и чертежи, так как даже архитекторам воспрещено входить в камеры с бумагой, пером или карандашом.
«Славно! — подумал Арамис. — Я, кажется, попал в архитекторы. Пожалуй, это похоже на шутки д’Артаньяна, который видел меня в Бель-Иле инженером».
И он, напрягая голос, заявил:
— Будьте спокойны, господин комендант: нам достаточно прикинуть на глаз, чтобы все запомнить.
Безмо даже бровью не повел; стража приняла Арамиса за архитектора.

— Ведь это Арамис составил план укреплений Бель-Иля, не правда ли?
— Да, — согласился он, — но он только и сделал, что начертил план.
Арамис, начертивший только план, желает, чтобы его считали инженером

— Под одеждой священника, государь, скрывается самый блестящий офицер, самый бесстрашный дворянин, самый ученый богослов вашего королевства.
Людовик поднял голову.
— И инженер! — добавил он, любуясь замечательным лицом Арамиса.
— Инженер по случаю, государь, — поклонился Арамис.

...каким образом мог я предположить, что Арамис сделался инженером, способным строить укрепления, как Полибий или Архимед .

— Подтвердите, когда понадобится, что я, больной телом, но в здравом уме, свободно и добровольно передал это кольцо — знак всемогущества — монсеньору д’Эрбле, епископу ваннскому, и что я назначаю его своим преемником.
— Папа составил заговор против ордена, — сказал монах, — папа должен умереть.
— Он умрет, — спокойно отвечал Арамис.
— Троих опасных членов ордена нужно отправить в Тибет, чтобы они погибли там; они приговорены. Вот их имена.
— Я приведу приговор в исполнение.

Подпись: д’Эрбле, божией милостью генерал ордена .

Я подарю вам трон Франции — вы подарите мне престол святого Петра. Когда союзницей вашей честной, твердой и хорошо вооруженной руки станет рука такого папы, каким буду я, то и Карл Пятый, которому принадлежало две трети мира, и Карл Великий, владевший всем миром, покажутся ничтожными в сравнении с вами. У меня нет ни семейных связей, ни предрассудков, я не стану толкать вас ни на преследование еретиков, ни на династические войны, я скажу: «Вселенная наша; мне — души, вам — тела». И так как я умру прежде вас, вам останется к тому же мое наследство.
— ...понял ваш замысел, господин д’Эрбле; вы будете кардиналом, и я назначу вас первым министром. Потом вы укажете мне, что нужно сделать, чтобы вас выбрали папой; и я это сделаю.

— Нет, я был занят. Вместе с только что вышедшими отсюда я обсуждал некоторые подробности представления и карусели, которые будут устроены завтра.
— А вы тут главный распорядитель увеселений, не так ли?
— Как вы знаете, я всегда был другом всякого рода выдумок; я всегда был в некотором роде поэтом.

Раза два или три король назвал Арамиса, обращаясь к нему, господином послом, и это еще больше увеличило удивление д’Артаньяна, и без того ломавшего себе голову над вопросом, как это его друг, мятежник, в таких чудесных отношениях с французским двором.
— Сударь, — сказал Кольбер Арамису, — пришло время, когда нам подобает внести полную ясность в отношения между нашими странами. Я помирил вас с королем, я не мог поступить иначе по отношению к такому выдающемуся человеку, как вы; но так как и вы проявляли порою дружеские чувства ко мне, то теперь и вам представляется случай доказать их искренность. Впрочем, вы более француз, чем испанец. Ответьте мне с полною откровенностью: можем ли мы рассчитывать на нейтралитет Испании, если нами будут предприняты кое-какие действия против Голландии?

— Что до нейтралитета Испании, то у вас нет еще ордена Золотого Руна, господин д’Аламеда. А я слышал на днях, как король говорил, что ему было бы крайне приятно увидеть на вас ленту ордена Святого Михаила.

Направляю к вам преподобного отца д’Олива, временного генерала ордена Иисуса, моего предполагаемого преемника. Преподобный отец объяснит вам, г-н Кольбер, что я сохраняю за собой управление всеми делами ордена, касающимися Франции и Испании, но не хочу сохранять титул генерала ордена, так как это бросило бы слишком много света на ход переговоров, которые поручены мне его католическим величеством королем Испании. Я снова приму этот титул по повелению его величества короля, когда предпринятые мною труды, в согласии с вами будут доведены до благополучного завершения.

ЗДОРОВЬЕ, ТРАВМЫ И РАНЕНИЯ, ИХ ХАРАКТЕР

Резюме к цитатам раздела:

Манипулирование своим здоровьем в своих целях.
Подагра.
Камни в почках.
Нервная возбудимость.
Проблемы с зубами. А на постные дни у меня есть разрешение из Рима, которое выхлопотал мне по слабости моего здоровья господин коадъютор. К тому же я взял к себе бывшего повара господина Лафолона, знаете, старого друга кардинала, того знаменитого обжоры, который вместо молитвы говорил после обеда: «Господи, помоги мне хорошо переварить то, чем я так славно угостился».

Я проехал на почтовых пятьдесят лье, но у меня подагра, камни в почках, словом, я умираю от усталости. Мне пришлось в Туре отдохнуть; оттуда я ехал в карете полуживой. Мой экипаж едва не опрокинулся; иногда я лежал на его сиденье, иногда на стенке, а четверка лошадей шла карьером. Наконец я здесь, совершив путь на четыре часа быстрее, чем Портос.

Арамис, худощавый и нервный, собрав все свое мужество, хотел превозмочь усталость и поработать с Гурвилем и Пелисоном, но, внезапно лишившись чувств, повалился на стул и не смог подняться. Его отнесли в соседнюю комнату. Вскоре отдых в удобной кровати успокоил его возбужденный мозг.

— Старый хрыч, разбитый подагрой.
— Больные почки.
— Не хватает трех зубов.
— Четырех.

МОРАЛЬНЫЕ ПРИНЦИПЫ

Резюме к цитатам раздела:

См. раздел "черты характера", новое тут добавить трудно.
Своеобразная привязанность к друзьям, но когда она не мешает достижению его целей. — Друг мой, — ответил Портос, — будьте мушкетером или аббатом, но не тем и другим одновременно. Вспомните, Атос на днях сказал вам: вы едите из всех кормушек…
Я стану аббатом, если сочту нужным. Пока что я мушкетер и как таковой говорю все, что мне вздумается.

– А в конце концов, – сказал Арамис тем философски безразличным тоном, который он усвоил себе, вступив в духовное звание, и в котором было больше безбожия, чем веры в бога, – в конце концов – зачем думать об этом? Что сделано, то сделано. В смертный час мы покаемся в этом грехе, и господь лучше вашего рассудит, был ли это грех, преступление или доброе дело. Раскаиваться, говорите вы? Нет, нет! Клянусь честью и крестом, если я и раскаиваюсь, то только потому, что это была женщина.

Я работаю не для себя, а для других, и для меня вопрос самолюбия, чтобы эти другие выиграли.

Арамис посмотрел прямо в лицо д’Артаньяну, предложил ему стул, а сам сел в тени, предоставив свету падать на лицо собеседника. Эта уловка, обычная для дипломатов и для женщин, весьма напоминала прикрытия, которых ищут противники на поединках.

Вы ничего не знали о моих планах. Вы ничего не делали ради себя самого. Я — дело другое. Я зачинщик этого заговора. Мне потребовался мой неразлучный товарищ; я вас позвал, и вы явились на зов, памятуя о нашем старом девизе: «Все за одного, один за всех». Мое преступление, Портос, состояло в том, что я поступил как отъявленный эгоист.
— Вот слово, которое мне по сердцу, — перебил его Портос, — и раз вы действовали исключительно в своих интересах, я никак не могу сердиться на вас. Ведь это вполне естественно!
И с этими словами Портос пожал руку старого друга. Столкнувшись с таким бесхитростным душевным величием, Арамис почувствовал себя ничтожным пигмеем; второй уже раз приходилось ему отступать перед неодолимой мощью сердца, которое гораздо могущественнее, чем самый блестящий ум.

— Итак, — сказал мушкетер, беря под руку Арамиса, — вы, изгнанник, мятежник, снова во Франции?
— И обедаю с вами у короля. Не правда ли, вы задаете себе вопрос: к чему верность в подлунном мире?

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ

Резюме к цитатам раздела:

Взаимоотношения через призму карьеризма и интригантства.
Возможно, был склонен к благодарности, но в определенных пределах.
К друзьям отношение сложное - с одной стороны привязанность, с другой они трудно вписывались в его жизненные цели.
Угрызения совести из-за гибели друга. — А я люблю господина Фуке, — заявил Арамис, — и предан ему. Вы знаете мое положение… Я был беден… Господин Фуке дал мне доход, выхлопотал епископство; господин Фуке оказал мне много услуг и был очень любезен со мной; я достаточно хорошо знаю свет, чтобы оценить доброе отношение к себе. Итак, господин Фуке завоевал мое сердце, и я отдал себя в его распоряжение.

— Могу вам сказать лишь одно, д’Артаньян, и в этом готов дать на Евангелии клятву: я люблю вас, как прежде. И если порой я недостаточно откровенен с вами, то это — исключительно ради других, а не из-за себя или вас. Во всем, в чем я буду иметь успех, вы получите вашу долю. Обещайте же мне такую же благожелательность.

Я не могу допустить, чтобы Портос пострадал. Он — часть меня; его страдание — мое страдание. Портос отправится вместе со мной, Портос разделит мою судьбу.

Арамис, пылкий, возвышенный, юный, как в двадцать лет, устремился к этим трем глыбам и руками, нежными, как у женщины, при помощи какой-то чудом вселившейся в него силы приподнял один из углов этой огромной надгробной плиты. Во мраке глубокой ямы он увидел еще не успевшие потускнеть глаза своего друга, которому поднятый на мгновение груз позволил свободно вздохнуть.
Но, найдя в себе силы встать на ноги, он не был в силах идти. Казалось, что вместе с Портосом умерло что-то и в нем.

...дерево, к которому была прислонена голова епископа, было мокрым, как от росы. Кто знает! Не была ли эта роса первыми слезами, пролившимися из глаз Арамиса?

ПРИВЫЧКИ

Резюме к цитатам раздела:

Привычен к лазанию по веревочным лестницам.
Нет привычки долго спать.
Умеренность в питании. Арамис проворно вскарабкался по лестнице и в одно мгновение очутился в окне. Д’Артаньян полез за ним, но медленнее; видно было, что пути такого рода были ему менее привычны, чем его другу. 20

— Но мне кажется, прежде вы так не любили поспать. У вас была кипучая кровь, вы никогда не валялись в постели.

Арамис ни от чего не отказывался; он отведывал всего понемножку.

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СМЕРТИ

Резюме к цитатам раздела:

Мораль: хитрость пережила преданность, благородство, простодушие? Единственный из четверки друзей, чья смерть автором не была упомянута.