Отправлено: 05.05.13 10:50. Заголовок: Однажды в бетюнском монастыре

Однажды в монастыре повстречались две женщины... И вдруг у миледи случился странный приступ амнезии - она помнит, что хочет отомстить д'Артаньяну, но не помнит, ЗА ЧТО она хочет отомстить... А если бы у неё провала в памяти не случилось - не могли ли события развиваться вот таким образом?

 Отправлено: 05.05.13 10:51. Заголовок: Две женщины весело б..

Две женщины весело болтали, перемывая кости кардиналу Ришелье и расхваливая королеву Анну Австрийскую. Беседа на эту тему была столь приятна и увлекательна, что могла, казалось, продолжаться часами.
Но чем дальше, тем интереснее миледи становилось узнать настоящее имя собеседницы.
«Действительно ли эта голубушка бывала во дворце и видела королеву? Чуть ли не важнейшие услуги ей оказывала! Так можно подумать, если верить всей ее болтовне… Казалось бы, в королевском дворце она могла бы быть только младшей прислугой… Самой неприметной прислугой? А тот, кто упустит из виду такую скромную и неприметную прислугу, совершенно заслуженно окажется в дураках? Возможно, она не так уж много и врет… Кто из интриганок, поддерживающих королеву, может сейчас скрываться в дальнем монастыре? Где аббатиса явно недолюбливает кардинала?»
- Вы знакомы с господином де Тревилем? – хорошенькая женщина в платье послушницы даже разрумянилась, услышав это имя. Монастырская жизнь ей явно уже надоела. Встреча с женщиной, знакомой с людьми, которых знала послушница, была интереснейшим событием.
Миледи моментально решила, что разговор о Париже и выяснение общих знакомых – прекрасная возможность для того, чтобы незнакомка рассказала о себе побольше. И принялась перечислять имена людей, которых будто бы встречала в доме де Тревиля, намеренно начав с упоминания тех военных, которые интересовались только службой и никогда не участвовали ни в каких заговорах.
Ну так и есть, послушница в свою очередь стала называть имена! И, как и предполагала миледи, это были имена людей, которым было что скрывать. Но вот чего миледи не предполагала…
- Знаете ли вы мушкетера по имени Атос? – послушница очень хотела, чтобы миледи его знала.
Миледи вздрогнула.
- Не сказала ли я чего-то, что могло бы оскорбить вас? – забеспокоилась послушница.
- Нет, просто я никак не ожидала… Я сама не знакома с кавалером, ко-торого вы упомянули, но я много о нем слышала…
- И что же вы слышали? – заинтересовалась послушница.
- Что это знатный вельможа, вступивший в мушкетерский полк под чужим именем, а его настоящего имени никто в Париже не знает. Хотя чуть ли не весь Париж заинтригован его скрытностью, и многие дамы очень желали бы узнать его настоящее имя. – Это было скорее преувеличением, чем ложью. Возможно, это было сильным преувеличением. Но говорить что-то еще было рискованно – миледи не знала, насколько хорошо ее собеседница знакома с ее бывшим супругом, и что ей о нем известно.
К тому же миледи уже взяла себя в руки. При последних словах она изобразила на лице безумное любопытство и надежду когда-нибудь проникнуть в тайну этого загадочного кавалера. Кажется, послушница решила, что леди Винтер неравнодушна к господину Атосу и именно поэтому так разволновалась, едва заслышав его имя… Разговор двух женщин становился все интереснее…
- Настоящее имя этого знатного вельможи могут знать его друзья, - понизила голос послушница.
- Его друзья? Кажется, о них я тоже что-то слышала, - прощебетала миледи.
- Господа Портос, Арамис и д'Артаньян, - послушница перешла почти на шепот.
- Позвольте, позвольте… Вы сказали - д'Артаньян? Так вы сказали? Ах да – тот молодой человек, о котором сейчас весь Париж говорит! После той истории, когда он изменял одной знатной даме с ее горничной, а служанке изменял с ее госпожой! Утром наставлял рога госпоже со служанкой, а вечером, чуть ли не на глазах у служанки – ее тоже украшал рогами! – совсем недавно покинувшая столицу дама увлеченно смаковала последние сплетни, еще никому неизвестные в провинциальном монастыре.
- Что… что вы такое говорите?! – пролепетала послушница.
- Имя дамы в Париже называли только шепотом, - пояснила миледи, - но очень быстро перестали называть, поскольку ее нынешний любовник – граф из очень древнего и знатного рода. Но полностью эту историю скрыть не удалось, уж очень разъярилась дама, писавшая любовные письма графу, когда выяснилось, что ее письма перехватил д’Артаньян. Она не могла понять, почему граф не отвечает на ее письма, - и тут д'Артаньян начал ей писать любовные послания, подписываясь именем графа! И в переписке договорился с дамой о ночном свидании! А дама желала сохранить свидание в тайне и распорядилась погасить свет во всем доме! А та самая служанка, про которую я говорила, сообщила д’Артаньяну, что весь дом будет в полной темноте! И д'Артаньян, - миледи хихикнула, - пробрался в спальню и занял место графа!!! – Хихиканье прозвучало не так убедительно, как обычно получалось у миледи. К тому же парижская сплетница очень торопилась рассказать всю историю, и только поэтому она могла не заметить полных ужаса глаз на мертвенно бледном лице. Или она постаралась не заметить… - Но потом он вернулся в постель служанки, хотя спальню ее госпожи посещал и дальше, прибегая к новым хитростям…
- Нет!!! – послушница хотела закричать, но дыхание у нее перехватило. – Нет!!! – она хватала воздух ртом.
- Как?! Вы даже не слышали, как д'Артаньян пол-Парижа убегал в платье той служанки, уносил ноги от кинжала ее госпожи, когда обман все-таки раскрылся?! В юбке в цветочек!!! И в капоре горничной! Капор ¬- и усы под этим капором!!! Вы только подумайте! И в туфлях!!! И даже не потерял туфельки за все время пробежки – это через половину Парижа! – миледи заливалась звонким смехом. И на сей раз смех звучал очень естественно. Точнее, смех был на редкость искренним. – Я так и не смогла понять, как он прятал шпагу под платьем всю эту пробежку! А вы и впрямь давно не были в Париже, если ничего не слышали… Я и забыла, что вы уже так давно здесь, в Бетюне, в монастыре…
Послушница вскочила с кресла, схватившись за горло обеими руками, как будто хотела себя задушить. Ее лицо жутко исказилось, она снова попыталась закричать, но лишь захрипела… взгляд широко распахнувшихся глаз был полон безумного отчаяния…
«Конечно, это она! Прислуга королевы, сосланная в монастырь за свои проделки, - женщин с такой историей во всей Франции очень и очень немного! И к тому же с д'Артаньяном ее явно много связывает… Но Дева Мария! Она же не на шутку в него влюблена! – миледи не ожидала такой пылкой страсти от молоденькой легкомысленной жены немолодого галантерейщика, прыткой особы, любительницы совать нос в дела людей высокого ранга, для которых была просто орудием - но сама она явно чужими делами интересовалась больше, чем своими собственными. – Подумать только! Как этот наглый прохвост приворожил столько дур?! И ее, и мою горничную Кэтти? Что они в нем нашли?! Мало, что ли, в Париже молодых и лихих гвардейцев??? Которые, к тому же, честнее его…»
В былые дни, когда миледи с нетерпением ждала писем от графа де Варда, она постоянно отмахивалась от ухаживаний д'Артаньяна как от назойливой мухи. И теперь она могла понять что угодно – но не то, как можно влюбиться без памяти в этого человека.
- О Боже! Что с вами?! – миледи хотела подхватить послушницу, но та отшатнулась – и свалилась на пол, как надломленная травинка. Миледи наклонилась к ней. – Как?.. И выыыыы… вы тоже?! Вы с ним знакомы? – Миледи попробовала причитать: - Ах, как неловко получилось! – но послушница ее не слышала. Она тянула руки к двери и стонала. Вдруг у нее вырвался резкий вскрик:
- Я брошусь с колокольни!
- Что такое вы говорите?! Вы забыли, что самоубийство – вечная погибель души?! Это грех, от которого нет спасения! – миледи довольно сильно встряхнула послушницу.
- Для меня нет больше радости ни на этом свете, ни на том! - простонала послушница. Она пыталась вскочить и бежать прочь, но ноги не держали ее; руки загребали воздух, но она не могла подняться. Поэтому миледи удерживала ее еще несколько минут. Послушница стонала:
- Дайте мне умереть!
- Вы хотите погубить душу на веки вечные?! – трясла ее миледи. - Подумайте лучше, тем женщинам, которых обманул д'Артаньян, пришлось еще хуже! Он им клялся в любви, а потом он их грязью облил с головы до ног! Но ни одна не покончила с собой!
- Мне, мне первой он клялся в любви! – кричала послушница.
- И что же?! Он быстро забыл вас! Забыл свои клятвы – клятвы, данные вам, и клятвы, данные другим женщинам! Все эти клятвы он нарушил, всем женщинам изменил! Но вам еще легче, чем другим женщинам! Служанку он использовал, чтобы проникнуть в спальню к ее госпоже! Он самым подлым образом вмешался в любовные отношения знатной дамы с другим мужчиной! Тогда как вас он просто забыл, не насмеявшись над вашей любовью! Забыл, как часто забывают мужчины… Но прочие его обманы – столь великие гнусности, что вы должны благодарить Бога, что вас эта грязь миновала! – кричала миледи, забыв про всякое притворство и про жеманный тон. Она понимала, что в какой-то мере поступает жестоко, вновь и вновь произнося вслух то, что ранило послушницу как ножом. Но, выкрикивая эти слова, она действительно словно выплевывала грязь, мешавшую ей дышать. И ей становилось легче. Жалеть эту женщину миледи не собиралась… не собиралась еще совсем недавно. Но теперь вдруг почувствовала жалость, глядя на это корчащееся на полу тело…
- Лучше, что вы узнали обо всем до того, как и вашу любовь он утопил бы в грязи! Это было бы намного хуже для вас! А теперь вы еще можете встретить достойного мужчину… вы молоды, красивы…
- Но как же!.. Нет! Не может быть! Ведь д’Артаньян скоро приедет за мной! – послушницу подбросило словно пружиной, она вдруг снова обрела силы. Оттолкнув миледи, она принялась лихорадочно искать что-то. Затем она чуть не швырнула в миледи письмом:
- Вот, смотрите! Весь этот ужас не может быть правдой! Вас кто-то обманул! Д'Артаньян приедет сюда и увезет меня из монастыря! Непременно заберет отсюда! – восклицала она торжествующе, но глаза ее были полны слез. – Вы солгали… - она жалобно всхлипнула. – Он скоро будет здесь… Вы ошиблись…
Миледи подхватила письмо. Почерк она узнала моментально. Ничего удивительного в том, что герцогиня де Шеврез поддерживает связь с Бетюнским монастырем и этой молодой женщиной, не было.
Из письма миледи узнала две важные новости. Цепочку, ведущую от королевы к герцогине де Шеврез, от нее к компании мушкетеров, небезызвестных миледи, от мушкетеров к женщине, ныне облаченной в платье послушницы, но некогда находившейся рядом с королевой, – эту цепочку можно было отследить вполне четко. И еще одна новость – любвеобильный д'Артаньян не просто сменил предмет страсти в очередной раз, но воспылал желанием отправиться за этим предметом в Бетюн. Скорее всего, он приедет не один, а в сопровождении троицы мушкетеров. Хорошо, что миледи узнала эту важную новость именно сейчас. Еще немного – и стало бы слишком поздно…
- Что вы теперь скажете?! – отчаянно выкрикивала послушница.
- Но, милочка, д’Артаньян находится под Ла-Рошелью! Мне это было совершенно точно известно, когда я покидала Париж! – миледи изобразила огромное удивление.
- Он примчится ко мне! Примчится совсем скоро…
- Если письмо не подложное, то мы увидим его очень скоро… Или же мы увидим совсем не его…
- Но кого же еще мы можем увидеть?!
- Шпионов кардинала – вот кого! После всего, что вы мне рассказали, я не удивлюсь, если вас снова захотят арестовать.
- Но здесь же написано, что приедет д’Артаньян! – послушница выхватила у миледи письмо и судорожно сжала его в кулаке.
- Друзья не написали бы вам такого письма после всего, что теперь говорят о д'Артаньяне в Париже! – мрачным шепотом предупредила миледи. – Ващи друзья боялись сообщить вам правду, а ваши враги решили заманить вас в ловушку, воспользовавшись тем, что вы не знаете… последних новостей. Теперь, когда вы узнали обо всем совершенно случайно, это поможет вам не попасться в западню сторонников кардинала.
- Я буду ждать д'Артаньяна! - послушница прижимала письмо к груди.
- А если приедут ваши враги? Что вы будете делать тогда?
- Тогда мне будет все равно… пусть приезжают… - слезы хлынули из глаз послушницы. – Нет, нет, - она снова застонала. – Д'Артаньян приедет, он спасет меня от этого ужаса, - сотрясаясь от рыданий, повторяла она. - Он примчится ко мне, мы будем вместе…
«Ну что ж, теперь она хотя бы передумала с колокольни прыгать. А ведь могла бы и прыгнуть, если бы мы находились на колокольне! К сожалению, это не та женщина, которая попыталась бы выцарапать глаза коварному изменнику. Вот на что я бы с удовольствием полюбовалась из монастырского окна! Но нет, он скажет ей любую ложь, самую дикую ложь, и она поверит на некоторое время. Поверит потому, что она от него без ума! Но довольно быстро она начнет замечать, с кем связалась, и тогда вспомнит… Легче ей было бы, если бы она порвала со своим гвардейцем прямо сейчас! Но он осушит ее слезы своими поцелуями, а потом решит, что и дальше ему будут сходить с рук те или иные обманы! А обманы у него в крови, лгать для него так же естественно, как дышать! Эта дурочка измажется в новой грязи… Ах да, я забыла, она сама изменяет своему мужу с д'Артаньяном! А он, наставляя рога вместе с ней ее мужу-галантерейщику, в свою очередь наставляет рога ей самой! Измена на измене и изменой погоняет! Жизнь, состоящая из одной сплошной лжи и измен! Галантерейщица еще познакомится поближе с этой гадостью! Д'Артаньян будет ждать от нее, что ей такая жизнь понравится. Точно так же он ждал от меня, что я обязана почувствовать себя счастливейшей женщиной в мире от того, что он вылил на меня и мою любовь к графу де Варду огромную бочку грязи! Когда же я не сумела оценить свое счастье, он сначала был невероятно поражен, а затем возмущению его и моего бывшего супруга, драгоценнейшего графа де Ла Фер, просто не было границ!!! Милейший супруг так и сообщил мне при последней встрече, что я демон, и человеком называться я не имею права, поскольку я позволила себе невероятную наглость - быть недовольной, когда мне целый букет подлостей преподнес человек, которому я не сделала ничего дурного!!! Дорогой муж, после того, как вы своими руками набросили петлю мне на шею, было бы странно ожидать от вас какой-либо ревности, но такое полнейшее отсутствие сомнений, что ваша бывшая жена обязана немедленно быть к услугам вашего друга, как только ему приспичит… приспичит забыть, что у него уже есть пара любовниц! Любвеобильность вашего друга не могла быть секретом для вас, муженек! Непременно задала бы вам эти вопросы при той встрече, когда бы при вас не было пистолета! И почему только у этих господ для безоружной женщины всегда наготове и петля, и шпага, и пистолет, и подложные любовные письма – а для врагов Франции у них всегда найдется дружеский привет?! Для того же Бекингэма, которого они хотели спасти, чтобы он привел английский флот под Ла-Рошель! Хотела бы я знать, были бы эти господа в первых рядах в бою с англичанами, когда бы Бекингэм действительно прибыл с эскадрой, и им бы пришлось сражаться!.. Если же окажется, что я могу ответить на подлость, и могу ответить совсем не вздохами и сожалениями, господа поднимают крик: «Она демон, она не человек!»
Эта бедная дурочка, конечно же, меньше всего похожа на демона. Вот только мне кажется, что и ей совсем не понравится, когда любовник развлекается с другими женщинами, пока ему не надоест, а о ней вспоминает только тогда, когда ему самому удобно. Вот д'Артаньян удивится!!! Хотя черт с ней, мне нужно себя спасать…»
- Когда же вы ожидаете его увидеть7
- Завтра… может, даже сегодня вечером… - рыдала послушница. Непонятно было, верит она в это или нет. Она отчаянно цеплялась за остатки надежды…
За окном послышался стук копыт.
- Это он!!! Это д'Артаньян!!! Он приехал ко мне!!! – послушница рва-нулась к окну. Миледи бросилась за ней. Через минуту миледи замерла у окна, не в силах скрыть своего облегчения. Послушница могла бы его заметить, если бы посмотрела на миледи. Но она не видела ничего – она с плачем спол-зала по стене на пол.
- Вы сами видите… Это, скорее всего, один из наших врагов, - сказала миледи, с радостно бьющимся сердцем глядя на Рошфора, скачущего к монастырским воротам. – Но есть еще небольшая надежда, что этот человек – не враг, и что он привез известия от наших друзей, хранящих верность королеве, - спохватилась она. Не стоило так сразу сообщать, что она знакома с Рошфором, которого бывшая кастелянша Анны Австрийской прекрасно знала. – Надо выяснить, кто этот человек!
Послушница то ли не узнала Рошфора издалека, то ли ей действительно было безразлично все происходящее.
- Д'Артаньян приедет вечером… он приедет завтра! Я буду ждать его, буду ждать, - снова и снова твердила она, горько рыдая, закрыв лицо руками. Она смогла удержаться на ногах, но теперь казалось, что от безудержных рыданий у нее вот-вот оторвется голова.
- Быть может, этому человеку известно что-то о д'Артаньяне? Он направляется сюда, - миледи хотела хоть немного успокоить послушницу пре-жде, чем войдет кто-нибудь из монахинь или, чего доброго, сама аббатиса. Пусть по монастырю носятся сплетни, которые распустила сама миледи, будоража любопытство. Но если пойдут слухи, что послушница Кэтти вышла, вся в слезах, из комнаты приезжей дамы… Объяснить это аббатисе можно, но та все равно заподозрит миледи в непонятных умыслах, а миледи нужна будет свобода передвижения по монастырю и его окрестностям, чтобы сбежать поскорее…
- Я буду ждать! – снова выкрикнула послушница и бросилась прочь из комнаты, отведенной миледи. Та помчалась вдогонку, чтобы хоть как-то объяснить происходящее тем, кого рыдающая послушница сейчас перепугает. Но все монахини находились на мессе, о чем миледи напомнила музыка, на которую она прежде не обращала внимания, занятая многочисленными новостями. Пение монахинь было прекрасно слышно в коридорах, по которым бежали женщины.
- Постойте! Успокойтесь! – восклицала миледи. Но послушница, которая совсем недавно не могла и шагу сделать, хоть и рвалась на колокольню, теперь неслась, будто спасала свою жизнь от погони. Или она спасала свою последнюю надежду на то, что д'Артаньян все-таки приедет, или отчаяние придало ей сил ненадолго… Вдруг послушница ворвалась в одну из боковых дверей и захлопнула ее за собой. Насколько успела разглядеть миледи, это была дверь одной из обычных монастырских келий. Было слышно, как послушница заперлась изнутри. Миледи оглянулась, но не увидела никого, кто мог бы наблюдать столь необычную для монастырской жизни сцену. На мессу, должно быть, отправились все, включая церковных сторожей.
Миледи ничем не могла помочь женщине, которую угораздило влюбиться в д'Артаньяна, менявшего любовниц как перчатки. Да и ничто не могло бы помочь обманутой влюбленной. Миледи пожала плечами и вернулась в свою комнату. Встреча с Рошфором – это как раз то, что могло помочь ей самой.
Конечно же, аббатиса очень скоро пришла в комнату миледи. Вид у нее был взволнованный.
- А Кэтти уже ушла? – спросила аббатиса, скользнув взглядом по комнате.
- Она ушла совсем недавно. Мы очень мило побеседовали, а затем она пошла молиться, как мне показалось, - улыбнулась миледи.
- Вас желает видеть господин, приехавший от имени кардинала, но не пожелавший назвать своего имени, - взволнованно сообщила аббатиса.
- Попросите его войти, сударыня.

 Отправлено: 05.05.13 10:52. Заголовок: Через некоторое врем..

Через некоторое время миледи и Рошфор оживленно беседовали.
- Подслушать разговор его высокопреосвященства с кем бы то ни было сумеет только большой ловкач. Монсеньор, несомненно, очень заинтересуется этим.
- В этом замешаны люди, участвовавшие в деле с алмазными подвесками. И поэтому мне хотелось бы побольше узнать о том, что происходило в Париже в то время, когда я находилась в Англии.
- Ничего не происходило, кроме того, что королева разыскивала гон-цов, способных в кратчайший срок вернуть ей подвески. И она их нашла, - пожал плечами Рошфор.
- Я слышала, что кастелянша королевы, эта маленькая и проворная интриганка Бонасье хотела сначала отправить в Англию своего мужа.
- Почему это заинтересовало вас сейчас? – удивился Рошфор. Он был искренне восхищен тем, что миледи сумела устранить Бекингэма, даже попав в западню, - и одновременно из этой западни вырваться. И сейчас он меньше всего ожидал, что она вдруг начнет в очередной раз вспоминать все мелочи, уже начавшие уходить в прошлое. – Уж кто-кто, а господин Бонасье - честный человек в своем роде, хоть и при его невеликом уме.
- Честный человек женился на большой обманщице. Как такое могло случиться? – задумчиво произнесла миледи. – И как он мог не понять этого, прожив с ней… года два, если я не ошибаюсь?
- Чему тут удивляться? Если человек под пятьдесят женится на женщине, которой еще нет двадцати пяти…
- Это не единственный случай. Но чтобы жена вертела мужем как ей вздумается… Или галантерейщик – тюфяк, какого во всем Париже больше не найти, или галантерейщица намного хитрее, чем мы все думали.
- По-моему, дело гораздо проще, - хмыкнул Рошфор. – Галантерейщик никогда не пользовался большим успехом у женщин. А значит, хорошенькой женщине не так уж трудно заморочить ему голову. Да и что он может знать про жизнь в королевском дворце?!
- А почему хорошенькая женщина вышла за старого некрасивого лавочника? Или у нее совсем не было приданого? Молодые гвардейцы часто полны любовного пыла, но никто из них не торопится жениться. Честные намерения были только у старого некрасивого – но при этом богатого - господина Бонасье? Или другие претенденты на руку красавицы были слишком бедны? Молодой красивый гвардеец без гроша в кармане хорош только в роли любовника, но при наличии богатого мужа?
- Никогда не интересовался такими подробностями! – усмехнулся Рошфор. – И я ничего не слышал про родню лавочницы, кроме того, что она дальняя родственница Ла Порта, камердинера Анны Австрийской. Так что вполне могло быть, что выбор у девушки и впрямь был небогат, и она была несказанно рада, что вышла замуж хотя бы за немолодого человека!
- Зато потом вспомнила про единственного родственника как про редкий шанс сделать хоть какую-то карьеру? Потереться среди титулованных особ, для которых она – малая песчинка? После замужества она вполне могла быть просто лавочницей и при этом довольно богатой горожанкой. Но госпожа Бонасье могла жить только в окружении чужого аристократизма? Шашнями знати она интересовалась больше, чем собственной семейной жизнью? А муж был для нее только орудием, предметом мебели?! А заодно – обязанностью мужа было хорошо содержать прыткую особу?! Могла бы проявить хотя бы благодарность к мужу и не забывать, что, если бы он на ней не женился, ей осталось бы только постричься в монахини!
- Быть может, это Ла Порт про нее вспомнил. Теперь это вряд ли удастся установить точно, - Рошфор уже начинал скучать. – Если Ла Порт нашел ей место во дворце, стоит ли удивляться, что ей в голову ударило? Да и кого в наши дни можно поразить супружеской изменой? В том же королевском дворце молодая кастелянша могла много чего увидеть… А потом появился молодой красивый гвардеец, как вы изволили его назвать… кстати, он теперь мушкетер…
- Рошфор, как ни странно, супружеская верность еще не до конца перевелась в этом мире. Или женщины, у которых только один возлюбленный… такие женщины еще встречаются.
- Миледи, вы воспылали праведным гневом на всех неверных жен, едва успев переступить порог монастыря? – рассмеялся Рошфор.
- Скорее уж, на неверных мужей, - усмехнулась миледи.
- Увы, с этой бедой вся наша святая церковь не справляется! Подумайте лучше о задачах более достижимых… Что же до господина Бонасье, то я могу посочувствовать ему, но помочь всем обманутым мужьям во Франции я никак не могу. Будь обманутый муж королем Франции или галантерейщиком, я могу понять их чувства, но при этом продолжу заниматься своими делами… И вы совершенно напрасно назвали галантерейщика тюфяком. Жена ведь не сразу начала ему изменять, а только тогда, когда подвернулся… энергичный молодой человек. А пока жена не изменяла господину Бонасье, он и верил жене! Он всего лишь отнес несколько записок, не зная, кому они адресованы, и что в них написано…
- И вскоре оказался в тюрьме, только из-за того, что жена совала свой любопытный нос, куда не следовало! – мрачно усмехнулась миледи. – А потом, едва лишь он успел выйти на свободу, супруга дала ему команду, как своему лакею, как мальчику на побегушках – немедленно мчаться в Англию! Если я правильно поняла то, что мне рассказывали, мадам Бонасье обещала королеве отправить мужа в Англию, даже не спросив его согласия! И только когда все было решено, обговорив все детали с королевой, кастелянша уведомила самого супруга, что он обязан ехать в Англию! И рисковать своей шкурой ради интересов людей, которым до него никакого дела нет! Как и ему – до их интересов! Скажите после этого, что она не относилась к мужу как к предмету мебели! Что не вертела мужем как купленной вещью! Как я переставляю этот стул из одного угла в другой, так ловкая кастелянша распоряжается мужем – отправляет его немедленно ехать туда, куда она укажет, и ждет, что он будет выполнять любые ее желания! При этом супруга не забывала наставлять рога мужу с молодым красавцем в гвардейском мундире! Вот так простушка-лавочница! Чуть не сожрала мужа живьем, чтобы ей осталось его состояние!
- Мужа она, может быть, и не сожрала, - неожиданно серьезно ответил Рошфор. – Но очень ловко украла крупную сумму денег прямо у него из-под носа! Его высокопреосвященство только что подарил ему эти деньги по случаю освобождения из Бастилии. Как только господин Бонасье отказался и дальше играть при жене роль лакея на посылках – пользуясь вашим выражением – она немедленно обворовала мужа и оплатила этими деньгами расходы любовника при поездке в Лондон. Быть может, мужу действительно надоело, что жена вертит им как стулом – опять же пользуюсь вашим выражением! – быть может, муж решил проявить характер; но если бы он согласился выполнить поручение своей прекрасной супруги, а затем обратился к нам, не только его деньги были бы в целости, но подвески остались бы в Лондоне, а в наших руках было бы письмо королевы, полностью доказывающее ее вину!
- При наличии такого письма королеву не спасли бы даже подвески, вовремя доставленные в Париж! – вздохнула миледи.
- Что поделаешь, человек никогда не был шпионом, и никогда не обучался самым простым вещам… И действительно, он только что понял, что все, случившееся с ним, жену интересует меньше, чем прошлогодний снег… Она не собиралась ни рассказывать ему, что произошло с ней самой, ни изобразить, хотя бы из вежливости, что она чуточку волнуется за него, будь он в Бастилии или в Англии… Когда я в последний раз видел галантерейщика, он что-то ворчал о том, что если женщина промотает на дурацкие капризы все деньги мужа и полностью разорит его, а потом сбежит с любовником, то это ничуть не порядочней воровства, но по закону не преследуется. По его мнению, такие законы не очень хороши и требуют пересмотра…
- У него есть все основания подозревать, что так бы и случилось, если бы он не постарался упрятать жену понадежнее. Он – богатый лавочник, но его состояние не с неба свалилось ему в руки, он немало трудов прилагал в течение многих лет. И он не ожидал, что вдруг окажется рогоносцем. И вдруг разом куча сюрпризов - измена жены, его деньги в кармане любовника жены. Что еще позволила бы себе эта парочка, если бы галантерейщик не решил, что он не собирается терпеть и дальше? А зачем ему ждать, когда жена пустит на ветер все его состояние? Когда же его деньги закончатся, он жене будет уже не нужен. Правда, она сама могла бы любовнику надоесть еще раньше…
- Миледи, вы узнали то, что вам было нужно? И это может пригодиться нам в дальнейшем?
- Теперь, после всех событий, среди сторонников королевы мадам Бонасье считается почти святой. Ее называют не иначе как несчастной неповинной жертвой своего мужа – мужа, которому она множество раз лгала, познакомила его с тюремной решеткой, затем украсила его рогами и обворовала! И я вспомнила несколько других женщин, слишком жестоко наказанных за мелкое воровство либо обвиненных в супружеских изменах совершенно напрасно и бездоказательно! И ни одна живая душа не затрудняла себя поисками доказательств! Рошфор, не смотрите так, я не сошла с ума, я знаю, что клевету придумали не вчера! Но совершать преступления и подлости, а затем обвинять в своих преступлениях и подлостях тех людей, перед которыми в этих же преступлениях и подлостях виновны… объявлять себя несчастными жертвами тех, против кого совершили множество преступлений и подлостей, а потом оклеветали! Называть предателями тех, кого сами же предали! Называть лжецами тех, кого сами не раз обманули!.. Простите, Рошфор, я просто вымотана событиями, случившимися в Англии, и всем, что пришлось пережить!..
- Миледи, никто не кричит так громко о своей честности, как лжец, и о своей храбрости – как трус! - спокойно ответил Рошфор. Он не изменился в лице, но выражение скуки исчезло из его взгляда. – Так происходит столетиями, но люди продолжают попадаться все на тот же трюк, иначе к нему давно перестали бы прибегать. Лучший способ не попасться на воровстве – успеть первым крикнуть: «Держи вора!» Вы еще не знаете, как этим пользуется профессиональное ворье! Какими душераздирающими голосами жулики кричат: «Люди добрые, спасите, убивают!» Однажды при мне честной народ в праведном гневе начал бить хозяина богатого дома, который во дворе этого дома пытался связать ворюгу – а тот тем временем благополучно скрылся! Если бы я не вмешался, того бедолагу могли бы насмерть забить! Что в королевском дворце, что в воровском притоне – везде эта уловка действует прекрасно, невзирая на то, как много народу к ней прибегает. Казалось бы, королевские судьи должны моментально распознавать прием, которым часто пользуется жулье – но среди судей попадаются такие, что и сами не прочь точно так же прикрыть собственные делишки! Чтобы не называть свои поступки их истинными именами, лучший выход – найти того, кого удобнее обвинить в собственных изъянах. Вы не слышали, что еще в первые века от рождества Христова богословы учили: кто любит перечислять чужие грехи, сами в те же грехи впадут, если ранее не впали? Возможно, в этом монастыре есть те, кто лучше помнит, кто из святых отцов это говорил. Найдите таких, побеседуйте с ними и помолитесь хорошенько! Вот что вам сейчас нужно больше всего! А если пожелаете испросить у монсеньора небольшой отдых, я не сомневаюсь, что он согласится!
- Скорее всего, надолго в этом монастыре я не задержусь, - миледи уже вполне владела собой. Она уже могла обдумывать свои дальнейшие действия.
- Тогда я передам монсеньору, чтобы он побеседовал с вами исключительно как духовное лицо.
- Непременно. Но прежде всего не забудьте, что ваша карета нужна мне как можно скорее.
- Теперь, сударыня, вы снова стали похожи на себя. Но про разговор с монсеньором я не забуду…
- Это вы, Рошфор, стали проповедником, едва успев переступить порог монастыря, - улыбнулась миледи. Она уже могла улыбаться вполне спокойно, но ее не оставляла тревога, которой она совсем не чувствовала в Англии, находясь под замком. Она не чувствовала тревоги, когда читала письмо госпожи де Шеврез. Эта тревога была вызвана не приближением новой опасности, а чем-то иным, не связанным с какими-либо угрозами или проделками ее недоброжелателей. Миледи знала, что она сумеет покинуть монастырь до появления мушкетеров. Ее тревога была иного рода… – Смотрите, чтобы вашего отношения ко мне не заметила аббатиса.
- А где вы узнали о том, что говорят сторонники королевы? В этом монастыре? Не в Англии же…
- Я узнала об этом еще в Париже, когда монсеньор уже отбыл под Ла-Рошель, но еще не дал мне задания отправляться в Англию. Эта поездка меня действительно утомила, вот только отдыхать мне некогда.
- Если вы так волнуетесь по этому поводу, то все очень просто! Не забывайте, госпожа Бонасье оказала немаловажную услугу Анне Австрийской. Поэтому теперь в окружении королевы бывшая кастелянша числится чуть ли не святой. Еще бы, ведь неизвестно, какая судьба ожидала бы Анну Австрийскую, если бы она не смогла надеть алмазные подвески в тот день! Что же до господина Бонасье, то мне даже жаль, что так мало проку для нас от человека, который теперь стал таким ярым кардиналистом…
- Желаю вам как можно скорее арестовать английского шпиона, который сможет рассказать много интересных и полезных новостей! – мрачно улыбнулась миледи.

 Отправлено: 05.05.13 10:54. Заголовок: Рошфор передал аббат..

Рошфор передал аббатисе все, что было нужно. Миледи принесли обед, сообщив при этом, что ей разрешено гулять по монастырскому садику. Миледи решила действовать немедленно – хорошенько подкрепиться, а затем отправиться на осмотр садика и всех местных достопримечательностей. Она не собиралась задерживаться здесь дольше, чем прибудет карета Рошфора.
Но, прежде чем она закончила обед, в дверь постучали.
- Войдите, - пригласила миледи.
На пороге стояла мадам Бонасье, бледная как бумага, с лихорадочно горящими глазами. Она уже успела вспомнить о необходимости хранить в тайне все происходящее, либо она просто не хотела, чтобы монахини о ней судачили. При всей ее бледности она умылась достаточно хорошо, чтобы нельзя было догадаться, что она плакала. По крайней мере, она могла хотя бы сказаться больной, и в это поверил бы кто угодно.
- Входите, милочка, пообедайте со мной! – очаровательно улыбнулась миледи.
Послушница слабо покачала головой, но при этом сделала пару шагов к столу.
- Ну хоть вина выпейте, это подкрепит ваши силы! – миледи налила вина в один из бокалов.
- Скажите только… вы ничего не узнали о нем? – прошелестела послушница.
- Только то, что он находится сейчас под Ла-Рошелью, - покачала головой миледи. Она впервые солгала мадам Бонасье про ее любовника. До сих пор она говорила галантерейщице про него одну лишь чистейшую правду. Только немного недоговаривала эту правду…
Послушница рухнула на ближайший стул. Безумный блеск погас в ее глазах. Теперь ее взгляд не выражал ничего, даже горя. Казалось, все ее слезы выплаканы. Когда на нее внезапно обрушилась правда о проделках ее любовника, она не могла понять этого сразу. Но теперь с иллюзиями было покончено... Миледи поспешила к ней с бокалом вина, которое она скорее влила в послушницу, чем та выпила.
- Как же мне быть теперь? – послушница еле шевелила губами.
- Для начала – бежать из монастыря вместе со мной. Полученные мною известия не оставляют сомнений, что письмо, которое вы мне показали, - подложное письмо! Вас хотят заманить в новую ловушку! Мне также угрожает опасность, и это означает, что нам лучше бежать вместе! А затем…затем вы можете вспомнить какого-нибудь другого мужчину, который когда-либо восхищался вашей красотой… выйти замуж за честного человека, который будет ценить свою прекрасную жену, а не пренебрегать ее чувствами, - нежным голосом пожелала миледи счастья послушнице. Такое пожелание очень понравилось самой миледи - ни слова лжи, и одна сплошная двусмысленность. Послушница не сможет не вспомнить своего мужа, но не заподозрит, что миледи известно о его существовании.
Конечно, меньше всего на свете мадам Бонасье захочет вернуться к мужу. Сомнительно и то, будет ли ее супруг рад ее возвращению. Но миледи очень хотела напомнить ветреной особе, сколько неприятностей она устроила своему супругу. Миледи была сыта по горло упреками в двоемужестве в собственный адрес – ведь она венчалась с лордом Винтером, не сомневаясь, что граф де Ла Фер мертв. Да что там – в смерти господина графа была уверена едва ли не вся Франция! И вот теперь никто не задает вопросов господину графу, какого черта ему понадобилось объявить себя покойником! Но если его вдова вышла замуж за другого человека, а покойный муж вдруг снова объявился вполне живой, то ее немедленно обвинили в «преступлениях против брака»! Причем этими «преступлениями против брака» ужасно возмутился деверь, который давно интересовался – и немало интересовался! – наследством, полученным его невесткой от мужа. Содомит и любовник Бекингэма мгновенно обернулся самым ярым защитником святости семейного очага… Зато женщину, которую по справедливости следует назвать преступницей против брака, величают «ангелочком» и «несчастной жертвой»… Миледи не могла объяснить Рошфору, что ее злит. А злило ее то, что именно эта женщина обворовывает мужа, чтобы его деньгами набить карманы любовника, - но клеймо воровки украшает не ее плечо, а плечо миледи, никогда не проделывавшей ничего подобного.
Миледи уже не испытывала жалости к этой женщине, замершей в безмолвном отчаянии. Если послушницу удастся использовать - миледи не собиралась колебаться. Возможно, из нее удастся сделать заложницу, когда мушкетеры все-таки приедут…
- Мне не нужен никто другой! – глухо отозвалась послушница. – Д'Артаньян – единственная любовь всей моей жизни!
- Ну, милочка, многие женщины так думали! И многие говорили, что их сердце навеки разбито, пока не встречали свое истинное счастье. Поверьте, этот обманщик не стоит вас! Он не стоит вашей преданной любви! - миледи продолжала говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды.
- Я никогда не полюблю никого другого!
- Вы вряд ли сможете сказать так, если познакомитесь с достойным человеком…
Мадам Бонасье только чуть слышно вздыхала, а миледи продолжала свои увещевания. И не забывала напоминать послушнице о необходимости бежать отсюда. Королеве нужны ее друзья, она так рада будет снова их увидеть…
- Да, да, бегите, - мадам Бонасье равнодушно кивала.
- Мы убежим отсюда вместе! У меня есть план, и я знаю, где мы сможем укрыться.
- Как скажете… - послушница походила на слепую женщину, цепляющуюся за руку поводыря. Миледи даже удивилась. Она ожидала, что уговаривать мадам Бонасье придется дольше. Или все дело в том, что та скоро забудет о своем согласии бежать, если ее не поторапливать время от времени. Возможно, миледи придется уносить ноги без нее… Хотя еще неизвестно, пригодилась бы ей такая заложница или нет. Хлопот с ней, похоже, не оберешься, а д'Артаньян в любой момент может забыть всю свою пламенную любовь. Как уже забыл однажды. Уж кому-кому, а миледи было прекрасно известно о мгновенных вспышках его страсти – и еще более быстром угасании этих вспышек. А его желание избавиться от женщины, выпросившей у Ришелье разрешение его убить, было нешуточным. И если бы миледи на глазах д'Артаньяна приставила нож к горлу одной из его любовниц, было бы по меньшей мере опрометчиво надеяться, что лихого мушкетера это остановит… Когда он кульбитами переносился из постели горничной в постель ее госпожи, а потом обратно – не очень-то его волновали здоровье и благополучие мадам Бонасье…
Но если галантерейщица все же последует за миледи, то не стоит так легко отказываться от этого козыря. Если она увидит любимого, приехавшего к ней, то она сразу обретет силы и начнет очень громко кричать, призывая д'Артаньяна на помощь. Осмелится ли он пренебречь ею и ее призывами на глазах у своих друзей?.. Гораздо удобнее глумиться над чужими чувствами, когда со стороны никто не видит! Только он сам и обманутая женщина… А при свидетелях д'Артаньяну это понравится гораздо меньше… Либо он решит, что собственная шкура дороже всего – и тогда мадам Бонасье можно будет неожиданно отпустить, чтобы она устроила любовнику истерику, а миледи за это время успеет сбежать…

 Отправлено: 05.05.13 10:57. Заголовок: После обеда миледи о..

После обеда миледи отправилась на прогулку по монастырскому садику. Мадам Бонасье ушла чуть раньше, обещав вернуться через час.
Миледи внимательно осмотрела садик, калитку в глубине садика. За калиткой начинался небольшой лесок. Миледи неторопливо шла по лесной тропинке, запоминала все, что видела. Но мрачные мысли не оставляли ее и сейчас.
«Самое удивительное – то, что д’Артаньян вдруг вспомнил о существовании на этом свете мадам Бонасье. Почему ему вдруг взбрело опять в нее влюбиться? Неужели он, побегав по утреннему Парижу в платьице горничной, научился-таки ценить то, что у него есть? Например, любовь этой несчастной дуры… Хотя вряд ли он научился ценить любовь другой несчастной дуры – Кэтти… Или природа не терпит пустоты – едва одна страсть потухнет в его сердце, как тут же вспыхивает новая? Планы задержаться подольше в моей спальне пришлось похоронить – и даже до д'Артаньяна это дошло!!! Как будто мало было чтения чужих писем, в которых прямо говорилось о моих чувствах к другому человеку! Хватило же подлости сунуть нос в чужие письма, зато не хватило ума понять, что его мнение о собственной неотразимости очень сильно отличается от мнения многих женщин! Непременно нужно было удрать из моего дома в юбке Кэтти, чтобы уразуметь простую вещь – видеть его в своей постели вовсе не является заветной мечтой всех женщин мира! Тогда он соблаговолил вспомнить про мадам Бонасье, которая его не видела в этой юбке, и решил, что раны его самолюбия вряд ли кто-то сумеет залечить лучше, чем она… А также она, в отличие от Кэтти, хотя бы не наблюдала своими глазами, как он ей наставляет рога… Хоть какая-то возможность сделать хорошую мину при мерзостной игре…
Или он вспомнил о ней чуть позже? Перепуганный моими покушениями на его жизнь, он вступил в переписку с врагами Франции, после чего он, конечно же, был весьма озабочен. Несомненно, его страшило даже имя кардинала Ришелье. Кому же услужить в этой ситуации, как не королеве? Но более высокопоставленную сторонницу королевы д'Артаньян соблазнить не сумел. А мадам Бонасье уже влюблена в него, притом она – сторонница королевы, чьи заслуги до сих пор не забыты. И д'Артаньян постарался сблизиться с этим лагерем настолько, насколько это для него возможно.
Или просто все случилось, как в том письме, - тут миледи скривила губы, - которое этот лжец подписал именем графа де Варда, - но писал-то д’Артаньян, а де Вард про это письмо ничего не знал… «у меня столько дел подобного рода…» «…когда придет ваша очередь, я буду иметь честь сообщить вам об этом…» Если бы д’Артаньян подписал это своим именем, то письмо было бы даже правдивым! Но если он иногда случайно скажет правду, то немедленно повесит свою вину на человека, перед которым сам же виноват! На графа де Варда, например… Именно у д'Артаньяна – а не у графа де Варда - действительно слишком много дел подобного рода в самых разных спальнях! Когда пришла очередь мадам Бонасье, то он известил ее об этом! Вот и вся разгадка!
Скоро он назовет ложью мои слова, он будет в настоящем ужасе – каким же страшным чудовищем надо быть, чтобы бросить тень на его пламенную любовь и на него, всегда хранившего верность любимой! Ему называть меня лгуньей – это все равно как если бы госпожа де Шеврез вздумала назвать меня неверной женой, встав в позу чистой добродетели, никогда и не смотревшей на мужчин, кроме двух своих мужей! Но этот кавалер не впервые обвинит в собственной подлости других людей – тех людей, против которых эти подлости были совершены!.. А если я возьму мадам Бонасье в заложницы, то она скоро перестанет сомневаться, что я солгала, а ее ненаглядный мушкетер только о ней одной и думал все время, что они не виделись. Может, мне все же лучше уехать одной? Конечно, она в любом случае проглотит, не поперхнувшись, самое фальшивое объяснение всего случившегося, какое сумеет ей дать ее любовник, - но если я начну грозить ей ножом, любые заверения д'Артаньяна станут такими убедительными, он даже станет похож на правдивого человека… А пользы от моих угроз в любом случае будет немного… Мало пользы – лучше, чем совсем никакой. Но если будет мало пользы и много возни с заложницей – стоит ли игра свеч? И это уж слишком омерзительно – если я сама дам шанс д’Артаньяну меня оклеветать. Он и без этого шанса слишком хорошо умеет спихивать свои грехи на тех людей, перед которыми в этих грехах и повинен! Не я буду первой; не я, скорее всего, буду и последней. Но уж без моей помощи он как-нибудь обойдется!»
Миледи повернула обратно к монастырю. Она увидела все, что ей было нужно, и теперь она старалась запомнить дорогу получше.
«Скорее всего, кража денег у мужа, совершенная мадам Бонасье, - недостаточное основание для того, чтобы заклеймить ее королевской лилией. Но вот кто и впрямь заслужил клеймо – это драгоценный мой супруг граф де Ла Фер, за то ограбление, которое он совершил в «Красной Голубятне». Вооруженное ограбление и присвоение важной государственной бумаги – по закону графу положено носить клеймо на себе, а может быть, и сидеть за решеткой Бастилии. Милый муж честно заработал свое клеймо, а я – нет! Но почему-то именно я ношу на плече проклятую лилию всю жизнь, хотя ни один суд во Франции мне не выносил такого приговора. Грабители и воровки восхищаются собственным благородством, одна я ношу клеймо в наказание за чужие преступления!
А также при нашей последней встрече в «Красной Голубятне» милейший супруг обвинял меня в собственном преступлении передо мной – в попытке убийства меня! Он, видите ли, думал, будто стер меня с лица земли! Нашел чем бахвалиться – тем, что повесил свою жену! Или мое ужасное преступление заключается в том, что я выжила?! Ну разве я имею право называться человеком после такого страшного злодейства! Конечно же, я настоящее чудовище, если имела наглость выжить!
Теперь мой драгоценный муж попытается это исправить. Уж очень много мне о нем известно такого, что он скрывает от других, – попытка убийства жены, вооруженный грабеж государственного документа… Но в «Красной Голубятне» на выстрел прибежало бы слишком много народу; даже если бы мой ненаглядный муж снял бумагу, подписанную Ришелье, с моего трупа, было бы слишком заметно, что бумага снята с трупа. А может, он бы и не успел вовремя снять бумагу с моего трупа – люди сбежались бы слишком быстро и узрели бы его за этим занятием. Но это не значит, что он не рискнул бы, если бы я не отдала ему охранный лист. А сейчас он скачет сюда вместе с д'Артаньяном, и документ, конечно же, у них. Никто, кроме кардинала, не сможет установить, что документ краденый. Бумагу, грабительски у меня изъятую, еще не успели использовать против меня же, но за этим дело не станет…Рошфор был прав, тысячу раз прав! Именно так наши инквизиторы жгут ведьм, не забывая припрятать у себя трактаты по чернокнижию, изъятые при обысках. А если инквизиторам изымать нечего, то ведьм следует казнить именно за это чудовищное преступление, так ужасно разочаровывающее инквизиторов. Самый лучший способ скрыть свой болезненный интерес к черной магии – сжечь ведьму! И как же мой супруг был похож на инквизитора во время нашей последней встречи! Д'Артаньян с такой ролью никогда не справится; но его ловкость в обращении с чужой перепиской, его совершенно не касающейся, понравилась бы инквизиции, там без подобной ловкости обойтись не могут…»
И опять мрачные мысли были мало связаны не той опасностью, которая угрожала миледи сейчас. Скорее, миледи ощущала странную усталость. Ее жизнь много лет была бегством от погони. И как только она добиралась до безопасного убежища, оказывалось, что нужно немедленно обращаться в новое бегство. Измотанная погоня отставала – немедленно вдогонку миледи бросалась свежая погоня. Спокойная жизнь и безопасность были только тогда, когда жив был ее второй муж, лорд Винтер. Но сейчас та жизнь казалась миледи такой далекой, словно она проходила где-то в другом мире. Та, другая жизнь, была коротким перерывом в череде бесконечных бегств, спасений, новых погонь. И та жизнь навсегда закончилась. Все реже миледи позволяла себе вспоминать… Мимолетный проблеск надежды был, когда она писала графу де Варду и ждала его ответа, но сейчас сама эта надежда казалась ей далеким прошлым...
Когда-нибудь опасность ее догонит… или ей самой надоест повторение одного и того же… едва она успела сбежать из Англии, как нужно бежать от мушкетеров. Бегство, прибытие в место назначения и поспешное бегство из этого места назначения сменяли друг друга с обыденностью серых будней… И все это вызывало у миледи усталость и странное оцепенение, которое когда-нибудь превратится в безразличие к опасности, похожее на то, которым сейчас охвачена мадам Бонасье…

 Отправлено: 05.05.13 11:01. Заголовок: Все же миледи не соб..

Все же миледи не собиралась поджидать мушкетеров. Она на миг остановилась под деревом, чтобы отогнать накативший приступ дурноты. А затем твердой решительной походкой подошла к монастырю. Здесь она с большим удовольствием услышала стук колес подъзжающей кареты. Как она и предполагала, это была карета Рошфора. Миледи отдала кучеру все необходимые распоряжения здесь же, во дворе монастыря. Теперь оставалось только подняться наверх, захватить все имевшиеся у нее деньги и вернуться к карете. И, возможно, захватить с собой мадам Бонасье, оставив письмо для д'Артаньяна с предупреждением, чтобы он держался от женщин подальше, так как при его приближении миледи немедленно перережет горло мадам Бонасье. Если же мушкетеры все же отправятся на поиски, ненужную заложницу можно будет отпустить к любовнику – пусть она сама спрашивает у него объяснений… Вот только кому в этом монастыре можно доверить письмо, чтобы оно попало по назначению, и никто не сунул бы в него свой нос? Миледи слишком мало пробыла здесь и не знала, есть ли здесь надежные руки, и чьи именно это руки, если они есть… А решать нужно было как можно скорее.
Миледи направлялась в свою комнату, лихорадочно размышляя об этом. Она начисто забыла все размышления об инквизиции, еще недавно не дававшие ей покоя. И тут из бокового коридора шагнула мадам Бонасье, бредущая куда-то с блуждающим взглядом. Миледи немедленно улыбнулась ей и взяла за руку. Та, не сопротивляясь, последовала за миледи в ее комнату.
- Милочка, - прошептала миледи на ухо послушнице, - не знаете ли вы кого-нибудь здесь, кто передал бы наши письма нашим друзьям, если они начнут нас здесь искать?
- Здешние монахини думают только о Боге, а не о любви, - печально ответила послушница. Казалось, она не видела ничего вокруг, не понимала, где находится…
- Вы хотите написать признание в любви? – миледи достала кошелек со всеми ее деньгами. В этот момент она окончательно приняла решение ехать одной и не тратить время на бестолковую возню – писать письма, которые непременно прочтут посторонние или брать в заложницы одну из любовниц д’Артаньяна, которому ничего не стоит в любую минуту воспылать страстью к любой другой женщине. Пусть лучше мадам Бонасье встретит д’Артаньяна здесь и начнет с ним разговор о любви. Если он рванется в погоню за леди Винтер, любовница поймет его намерения совершенно определенным образом – ее переполнит безумная ревность. И как д'Артаньян убедит ее, что он с огромной радостью убил бы эту проклятую леди Винтер?! Это будет даже по-настоящему смешно, когда столь отъявленный лжец в кои-то веки скажет правду, и именно тогда женщина ему не поверит! – Вы хотите отправить любовное послание? – миледи сделала шаг к двери.
- Нет… теперь уже нет. Теперь мне некому писать. Незачем писать, - послушница вздохнула и опустилась в кресло. – Вы были правы, д'Артаньян обманул трех женщин разом, но я любила его больше всех… никто никогда не полюбит его так, как я любила его…
Миледи замерла на миг, затем резко развернулась к послушнице:
- Что происходит? Что вы задумали?
- Не задумала… я уже выпила…
- Что?! Что вы такое выпили?!
- Моя жизнь кончена, - совершенно спокойным голосом ответила мадам Бонасье. Она была страшно бледна еще с момента, когда услышала роковое известие. Но сейчас она выглядела совсем обессиленной. Она полулежала в кресле, откинув голову на спинку. А во взгляде вдруг появилось спокойствие, лишенное и надежды, и безнадежности, спокойствие обреченности… - Только одно избавление для меня и осталось…
Миледи распахнула дверь, ринулась в коридор:
- Эй! Кто-нибудь! Скорее сюда!
Две монахини, проходившие по коридору, оглянулись на крик.
- Скорее! Послушнице плохо!
Монахини с обеспокоенным видом поспешили в комнату миледи.
- Она еще с утра себя плохо чувствовала. Мне кажется, она приняла лекарство, но после этого ей стало еще хуже…
- Кэтти, ты травы принимала? И не дождалась сестры Софии? - покачала головой монахиня постарше и повыше ростом.
- Сестра Тереза, послушайте, - пролепетала послушница. Язык у нее вдруг начал заплетаться, и она не смогла сказать то, что хотела. – Сестра Жюльенна, у меня просто голова закружилась, это сейчас пройдет, - обратилась она к другой монахине, помоложе и покрасивее. И упала на спинку кресла, словно у нее не осталось сил даже говорить…
- Сестра София – наша травница, - поспешно объяснила миледи сестра Жюльенна. – Ее сначала в ученицы к сестре Софии определили, когда она, - сестра Жюльенна кивнула на прерывисто дышавшую послушницу, - только к нам прибыла. Но сестра София ее быстро из учениц выгнала и сказала, что ее нельзя близко подпускать к лечению людей травами. А сегодня сестра София как раз пошла собирать травы в деревню и заодно проведать выздоравливающих там же… Если она сама попробовала лечиться и что-то напутала… - сестра Жюльенна не сказала вслух «эта дуреха», но выразительно посмотрела на больную.
- Надо вызвать рвоту, - сестра Тереза наклонилась над послушницей. Та замотала головой и, вновь обретя голос, начала уверять, что ничего страшного не произошло, ей уже становится лучше.
И именно в этот момент миледи услышала стук копыт за окном.
Монахини с двух сторон подступили к послушнице с уговорами. Она отмахивалась, пыталась заслоняться руками, просила воды. Сестра Жюльенна налила воды из кувшина, оставшегося от обеда миледи. Монахини не обращали ни малейшего внимания на топот копыт, а послушница не услышала его, занятая своими попытками уклониться от помощи монахинь. Миледи дожидалась у окна, вглядываясь вдаль… В ее сторону никто не смотрел. Она слышала, как послушница всеми силами, оставшимися у нее, протестует против попыток вызвать рвоту, уверяет, что ей сейчас станет легче… Миледи ясно видела в окно, как из-за поворота вылетела группа всадников. Это были мушкетеры, как она и думала. Значит, она не сможет уехать с монастырского двора. Сейчас кучер, следуя приказу, полученному ранее от миледи, хлестнет лошадей, и карета обогнет лес, который еще совсем недавно осматривала миледи. Она четко слышала, как отъехала карета.
Миледи выбежала из комнаты, стремглав пронеслась по коридору, затем по монастырскому двору. Карета будет ждать ее в условленном месте. Она пробежала через монастырский садик, миновала калитку, помчалась через лес по уже знакомой тропинке…
«Если мадам Бонасье умрет, то монахини смогут подтвердить, что она отравилась сама. Если бы мне взбрело покушаться на нее, то я бы не стала звать их на помощь. А она не стала бы отказываться от их попыток что-то для нее сделать. Рошфор и кардинал, конечно же, без всяких объяснений поймут, что я еще не рухнула с колокольни головой вниз, чтобы травить кого-либо чуть ли не на глазах у целого монастыря! Но д'Артаньян, конечно же, вспомнит мой подарок – анжуйское вино… Вот только монахини его разочаруют - они-то знают, что она отравилась из-за его амурных похождений! Конечно, для голубчика д'Артаньяна мне яда не жаль ни при каких обстоятельствах! Даже на риск можно было бы пойти… Но шевелить пальцем ради галантерейщицы… затем, чтобы меньше мучилась, что ли?! Если она выживет, то с д'Артаньяном ее безумное счастье продлится очень недолго… Может, монахини сумеют ее спасти. Или окажется, что она выпила что-то безобидное. Тогда ее не ждет ничего, кроме новых страданий и обманов…
Может, мне стоило промолчать? Но уж очень хотелось рассказать всю правду. Да я и не обязана хранить тайны д'Артаньяна! Это ему нужно скрывать свои грязные проделки, а я не собираюсь ему в этом помогать. Если бы он хранил верность мадам Бонасье, я была бы счастлива еще больше, чем она! Потому что сейчас я бы знать не знала, кто такой д'Артаньян!»
Миледи села в карету, перевела дух после быстрого бега. Карета сорвалась с места.
- Быстрее! – приказала миледи. Кучер подхлестнул лошадей, те набрали скорость.

 Отправлено: 05.05.13 11:05. Заголовок: - Констанция, ты зде..

- Констанция, ты здесь?! – д'Артаньян ворвался в комнату, остальные мушкетеры последовали за ним. Монахини пытались чем-то напоить послушницу, лежавшую в кресле. Она отворачивалась от бокала с питьем.
- Д'Артаньян, ты все-таки приехал! – к послушнице разом вернулись силы. – А она рассказывала про тебя такие ужасы… - Язык у нее снова начал заплетаться. Она пыталась что-то сказать, но с трудом смогла выговорить только «платье горничной», дальше последовало что-то нечленораздельное. Послушница уже почти встала на ноги, чтобы шагнуть навстречу д'Артаньяну – но тут же снова свалилась в кресло.
При словах «платье горничной» д'Артаньян застыл на месте, резко изменившись в лице.
- Кто «она»? – спросил он сквозь зубы.
- Она… леди Винтер… ты мне изменил… - мадам Бонасье с трудом ворочала деревенеющим языком. Д'Артаньян стоял столбом, не приближаясь к креслу, и только резко дергался при каждом ее слове. Особенно сильно он дернулся, услышав имя леди Винтер.
Что прочла в его взгляде умирающая женщина? Это знала только она… Она вцепилась обеими руками в подлокотники кресла, ее глаза впились в побагровевшее лицо д‘Артаньяна… а затем послушница уронила голову на руки сестры Жюльенны:
- Как я счастлива, что уже умира… мираю!
- Она действительно выпила что-то не то, - покачала головой сестра Тереза. – И мать Анжелика может посчитать это самоубийством. Ее нельзя будет отпевать, - сестра Тереза горестно вздохнула.
- Скорее, она что-то напутала, когда узнала какую-то новость, сильно ее огорчившую. А потом она надеялась, что это не опасно, - сестра Жюльенна говорила это скорее с надеждой, чем с уверенностью. Она приподняла голову послушницы - черты лица заострились, глаза словно покрылись мутной пленкой, дыхание прерывалось все чаще…
- Да, она действительно узнала какую-то новость, которой не знала еще вчера. Она уже что-то говорила про кого-то, кто ей изменил. Бормотала: «изменил, он мне изменил», - сестра Тереза искоса бросила взгляд на д'Артаньяна, продолжавшего стоять, как статуя, посреди комнаты.
- Узнав эту новость, она действительно не молилась, чтобы Бог сохранил ей жизнь. Уныние и отчаяние – грех, но это еще не означает, что произошло самоубийство. Быть может, это все же несчастный случай… - сестра Жюльенна перекрестилась одной рукой, другой продолжая придерживать голову послушницы. – Мы ведь тоже думали, что она только немного поболеет, а потом придет в себя. А когда поняли, что ее жизнь в опасности, было уже поздно…
- Она больше никому об этом не расскажет!!! – с ненавистью бросил д'Артаньян.

 Отправлено: 05.05.13 11:08. Заголовок: Карета летела по пус..

Карета летела по пустынной дороге. Миледи прислушалась – погони не было. Но это совсем не означало безопасности. Миледи уже слишком надоело постоянно спасаться бегством. На нее навалился приступ знакомой усталости, которая однажды могла ее серьезно подвести. Усталости, напоминающей, что она уже не раз благополучно уходила от опасности – и там, куда она стремилась всеми силами, она обнаруживала все, от чего убегала. Слишком много чужих преступлений, в которых обвиняли ее, хотя половина этих преступлений против нее же и была совершена… Слишком много преступников, желающих свалить свою вину на нее… Чем дальше миледи убегала, тем больше становилось клеветы… и однажды клеветы и чужих преступлений станет так много, что она не выдержит и свалится под тяжким грузом…
«Кому-то могло бы показаться, что я убила эту женщину, рассказав ей правду. А какой удобный случай для д'Артаньяна, чтобы навсегда выкинуть из памяти все свои грязные дела! Мертвых любить иногда очень удобно. Живые постоянно чего-то желают – то заботу о них проявляй, то верность храни! А про женщину, которая уже умерла, удобнее всего врать, что всегда любил лишь ее одну! Можно сочинить целый роман о пламенной любви – ведь сама любимая уже никогда не задаст неприятных вопросов и никогда не будет страдать от многочисленных измен!
Нет, голубчик д'Артаньян, это ты ее убил своей подлостью! Ты всегда относился к женщинам, как к тряпичным куклам: если у тебя есть желание, ты соизволишь с куклой позабавиться; если тебе это надоест, ты забросишь куклу в дальний угол, чтобы она там лежала до тех пор, пока ты не снизойдешь до того, чтобы снова про куклу вспомнить; если у тебя появится такая прихоть, ты снова достанешь куклу из дальнего угла в тот момент, какой тебе покажется подходящим для этого… Ведь тряпичные куклы только для этого и существуют. Такими были твои отношения с моей субреткой, такими были твои отношения и с этой влюбленной галантерейщицей. В эту же игру ты пытался сыграть и со мной – но кончилась эта попытка тем, что ты удирал через пол-Парижа, забыв штаны с пола подобрать!.. Чужие чувства были для тебя забавой, будь это чувства моей служанки к тебе самому или мои чувства к графу де Варду… А тряпичные куклы оказались живыми женщинами – и вот одна женщина умерла от твоих подлых забав…
А я, кажется, упустила самый удачный шанс отомстить! Надо было, чтобы как можно больше народу в Париже узнало про твое бегство в платье горничной. Слишком поздно я это поняла! Для парижских сплетников был бы такой лакомый кусочек! Эту историю обсуждали бы очень оживленно, а потом бы о ней забыли - но ты бы еще долго не забыл!
Если галантерейщица выживет, станешь ли ты относиться к ней бережнее? Или, скорее всего, теперь ты не захочешь, чтобы она выжила? Теперь, когда она знает про все твои гнусные проделки… Ее смерть будет для тебя удобна вдвойне – избавишься от той, кому известны твои грязные секреты, а заодно получишь возможность беспрепятственно врать про свою «единственную любовь». Тебе, чьи отношения с женщинами состояли из одной только лжи и грязи, будет удобнее всего сочинять красивую сказку про прекрасную любовь именно тогда, когда любимая женщина уже не будет мешать своим присутствием!
Кэтти и прежде была послушным орудием в твоих руках, а теперь она будет надежно хранить все твои секреты. Главной твоей задачей станет - избавиться от меня… Если это у тебя получится, то из тех женщин, которых ты заверял в своей любви, в живых останется только одна – та, что сама отворяла тебе дверь в спальню другой женщины… Выживет только та, что безропотно смирилась с ролью твоей подстилки… Самое интересное, что ты получишь именно то, к чему стремился, - но не будешь ли ты разочарован этим исполнением твоих желаний? Или ты будешь недоволен лишь тем, что вокруг тебя осталось слишком мало таких подстилок? А может, они у тебя есть, просто мне о них ничего неизвестно? Или они еще найдутся?»
Погони не было. Но она еще будет. И миледи все больше утомляло это ожидание. Ей слишком надоело убегать от опасности – и прибегать навстречу новой клевете. Она не чувствовала жалости к самоубийце, она не сожалела ни о ком и ни о чем. Она не сожалела даже о собственной жизни, превратившееся в нелепое бегство, никогда никуда не приводящее… Ее проклятие в очередной раз настигало ее. Именно оно, а не мушкетеры, тревожило ее с утра, именно оно делало бесполезными все попытки сопротивляться… Она знала, что от людей спастись можно, но не от проклятия, нависавшего над нею всю жизнь… Даже если сейчас она уйдет от погони, новое преследование обрушится на нее немедленно… И когда смерть подступит совсем близко, скорее всего, она почувствует облегчение от того, что больше не надо никуда убегать – либо ничего не почувствует…