Форум Удар гардой

Осада Бристоля завершилась полным разгромом роялистов.
Армия пуритан ликовала, их сторонники в городе тоже. Мордаунт с десятком кавалеристов на несколько раз перешарил весь город в поисках роялистов, которые еще могли бы где-то скрываться. Нет, здесь явно не приходилось ожидать чего-то похожего на сопротивление. Солдаты уже начинали оживленно переговариваться с горожанами о том, чего можно ждать в ближайшем будущем, не думая о противнике. Горожан вокруг отряда, остановившегося перевести дух, собиралось все больше. Пора было прекращать болтовню и возвращаться в лагерь, когда…
Мордаунт птицей взлетел в седло.
- Господин капитан! Что-то случилось? – встревоженные кавалеристы разом забыли обо всех разговорах и тоже оказались в седлах.
- Нет, пока нет… - Мордаунт резко оглядывался, приподнявшись в стременах. – Ложная тревога. Нет, здесь засады нет. Возвращайтесь в лагерь, я вас догоню.
– Есть, сэр! - солдаты, привыкшие доверять капитану, рысью направились по улице. Мордаунт снова спешился и принялся с преувеличенной тщательностью осматривать копыта своего коня – чтобы привести в порядок мысли. Да, у той девушки-горожанки были золотистые волосы, да и рост подходящий. Но – с высоты седла он разглядел совершенно ясно – у нее было простоватое лицо, походка и манеры совсем не те. Возможно, та женщина, которую эта девушка слегка напоминала – действительно же было что-то общее, особенно издалека могло показаться! – возможно, эта женщина сейчас уже не одевается так роскошно, как когда-то. Возможно, она сейчас носит такие же скромные платья, как и эта девушка – присмотреться как следует все-таки стоило. Но в этой девушке совсем не было аристократического изящества, она никогда бы не смогла сойти за знатную даму. А главное - она явно была ровесницей самого Мордаунта. Та женщина не могла не постареть за то время, что они не виделись.
Мордаунт придирчиво осмотрел подковы. Ни в одной и камешек не застрял. Даже жаль. Сейчас хорошо было бы отвлечься на какие-нибудь мелочи, например, отвести коня к кузнецу. Нет, кузнецу здесь делать нечего. Мордаунт вскочил на коня и дал шпоры. Он довольно быстро догнал своих кавалеристов.
Да, пора уже ему прекратить шарахаться при виде тех женщин, в облике которых мелькало хоть что-то знакомое. Он уже не мальчик девяти-десяти лет, который каждый день ждал, что мама найдется сегодня, ну, может быть, завтра. Он уже тогда понимал, что мама может его и не узнать, ведь он так сильно вырос с тех пор, когда они виделись в последний раз. Поэтому хранил в памяти прекрасное лицо, вспоминал его каждый день, внимательно приглядывался ко многим взрослым женщинам… потом уже не ко многим… И сегодня, проезжая по улицам Бристоля, он мог проехать мимо своей матери и не узнать ее – ведь действительно прошли годы, они иногда меняют людей до неузнаваемости. И ей ничего не говорит имя - Мордаунт, капитан «железнобоких». Она могла слышать это имя, и ей даже в голову не пришло, что говорят о ее сыне… если она живет в Бристоле… она может жить здесь, а может, она сейчас далеко от Англии…
Мордаунт скрипнул зубами. Все эти мысли он передумывал уже десятки раз, и никакого выхода не нашел. Он лишен имени, которое должен был носить по праву, и его мать теперь тоже – не леди Винтер, она носит другое имя. Какое? Да какое угодно! Откуда ему знать? Если бы его не лишили имени, они с матерью давно нашли бы друг друга…
Хватит наконец об этом думать! Так недолго и рассудка лишиться! Детские мечты не сбылись и не сбудутся уже никогда. Все ожидания того мальчика были напрасны. Но он может не вспоминать их, ну разве только совсем изредка. И все-таки, все-таки… хотелось бы знать правду, даже если бы предстояло узнать самое тяжелое известие. Даже оно могло стать облегчением после долгих лет неизвестности и сомнений. Ведь тогда, когда поиски родных ни к чему не привели – пришел же он на могилу отца, чтобы помолиться… и не было в те минуты отчаяния в его сердце, только тихая светлая грусть и какое-то странное успокоение. Он чувствовал, как отец улыбается ему откуда-то издалека, чувствовал так же ясно, как будто видел своими глазами лицо, которое не помнил… Даже самая ужасная правда о матери означала возможность помолиться и на ее могиле тоже… Мордаунт переложил поводья в одну руку, другую сжал в кулак. Дурак, о чем он думает! Какое имя написано на этой могиле? Шарлотта Баксон? Или другое? А какое? Сегодня, въезжая в Бристоль, он мог проехать мимо могилы матери и не знать этого. Или это могло случиться месяц назад. Или случится через два месяца. В любом городе, в который победоносно входит армия Кромвеля.
В лагере Мордаунт отдал несколько поспешных распоряжений и уединился в своей палатке под тем предлогом, что если он что-нибудь не съест прямо сейчас, то просто свалится. Это было правдой, и в палатке его ожидал не то обед, не то ужин – точно сказать было затруднительно. Вот только перед тем, как начать есть, Мордаунт убедился, что его никто не видит, и пару раз пнул ни в чем не повинный табурет. Табурет попытался взлететь вверх, но далеко не улетел. Мордаунт заставил себя проглотить еду.
Нет, все-таки дурацкие это мысли насчет того, чтобы найти могилу. Он только понапрасну изводит себя. Так не годится. Надо взять себя в руки. Родных он не нашел – про дядюшку лучше не вспоминать - но ведь и могилы не нашел. Живые могут скрыться подальше после такого скандала, как лишение имени или что-либо подобное. А о мертвых всегда становится что-нибудь известно – отчего умерла, где похоронена. Но ведь он так и не обнаружил ни единой зацепочки, ни единого намека. Если никто даже приблизительно не знает, где ее могила – значит, она жива! Да и драгоценный дядюшка не упустил бы случая сказать Мордаунту гадость. Пусть он и не желал признавать Мордаунта родственником – с каким удовлетворением он бы сообщил, что вот, мол, твоя матушка похоронена в Англии, в такой-то провинции – или наоборот, во Франции – и оба вы мне чужие, и оба никакого права не имеете носить имя Винтер, вот так-то. Но он ничего такого не сказал – потому, что не знал, где она похоронена. А если не знал – она должна быть жива! Если бы с ней что-то случилось, родственничек бы непременно пронюхал. Он же так заботится, чтобы в семью Винтеров не пытались втираться те, кого ему неугодно называть родней! Но ему явно нечего было сообщить на сей счет. Так зачем же сам Мордаунт торопится хоронить живых?
Да, жива и скрывается от скряги дядюшки – приходится его так называть! Возможно, именно от него она стремится скрыть то имя, которое носит сейчас! Дядюшка отмахнулся от племянника, от сына своего родного брата - и ее он тоже мог не пустить на порог, когда она разыскивала сына. Понятно, что она не подает о себе известий.
Мордаунт залпом опрокинул кружку пива. А потом улыбнулся. Возможно, улыбка получилась не очень веселая, но ему было не видно. Нет, он не умер с голоду на улице, он выжил назло родственничку, он вырос, стал мужчиной, капитаном кавалерии. И пусть родственничек подавится! Посмотрел бы Мордаунт, как драгоценный родственничек вздумал бы командовать – например, полком? Да не разбежится ли половина его солдат, раньше чем он на поле боя успеет выехать?
Да, впереди взрослая жизнь. Война движется к победному концу. Сам он уже успел многого добиться – мечты о битвах, о доблести и победах все-таки сбылись. И неизвестность когда-нибудь перестанет отравлять ему жизнь… Въезжая в незнакомый город, он не будет больше терзать себя вопросами, которые все равно ни к чему не приведут: «А может, именно здесь она и жила все эти годы? Или никогда здесь не бывала?» Когда-нибудь его горе останется в прошлом… И именно тогда из-за поворота выйдет старушка, - немедленно подсказала фантазия. И вот тогда - узнают ли друг друга мать и сын? Несмотря на то, сколько раз он вызывал в памяти это лицо, чтобы сразу узнать его, если они случайно встретятся…
Мордаунт раздраженно ударил кулаком по ладони. Как же хочется знать правду, знать точно! Не блуждать в тумане догадок и предположений, узнать хоть что-нибудь! Как будто кто-то нарочно скрывает от него правду! Да кому и зачем нужно что-то от него скрывать?! Что за тайны такие?! Ну ладно, украли его деньги – этому есть объяснение. Это объяснение было бы не очень приятно для дядюшки и Карла Стюарта, будь у них совесть. У высокопарной болтовни про честь короля или про честь дворянина есть вполне определенная цена. Но тут хотя бы все ясно. А зачем нужно скрывать от сына, где могила матери?! И кому это нужно?! Разве это великий секрет вроде тайной переписки Стюарта, которая недавно попала в руки Кромвеля? Или вспомнить тайную переписку самого Кромвеля – разве ее возможно сравнить с теми вопросами, на которые Мордаунту никто не сумел ответить! Но ведь никто не сумел даже точно сказать, в Англии или за ее пределами похоронена мать. Нет, этого никто не стал бы скрывать умышленно! Значит – жива, жива, жива! Ее могилу никто не мог ему показать – потому что нет никакой могилы! Потому что она где-то живет – и, возможно, не знает, что он жив… Бог мой, где же выход из замкнутого круга?! Одни вопросы без ответов, одна неизвестность. Можно сражаться с неприятелем, а как сражаться с неизвестностью? Как победить противника, которого не видишь?
У входа в палатку послышался шорох.
- Милорд, вы не спите? Генерал приказал не беспокоить вас, если вы отдыхаете, но если вы не слишком устали, - не могли бы вы пойти к нему?
Кромвель знал, что Мордаунт постоянно недосыпал, пока длилась осада. В этих словах не было ничего удивительного. Разве только обращение «милорд» - но оно уже не раз непроизвольно слетало у самых разных людей в армии, незаметно для них самих. Люди старше его с готовностью выполняли его приказы, и называть его милордом у них получалось как-то само собой. Чаще всего Мордаунт отвечал на это: «Я – не лорд». Но сегодня он возражать не стал, только усмехнулся в полумраке палатки. Жаль, драгоценный родственничек не слышит. Мордаунт мог бы объяснить родственничку, что быть дворянином и называться дворянином, когда у твоей дворянской чести есть известная цена – не одно и то же. Может, подвернется случай для такого сообщения. А нет – и черт с ним, с родственничком.
- Я иду к генералу.
Мордаунт помедлил на пороге, стараясь выкинуть из головы вопросы без ответов, оставить их в палатке. Все равно они еще вернутся, чтобы не давать ему покоя. А ответов все равно нет. Только пустые выдумки, которые так и будут ему мерещиться – пока он не будет знать правду. Даже если правда будет горькой… Но не святотатство ли – думать о том, что могила матери может быть где угодно, например, здесь, в Бристоле – в то время, как она жива и, возможно, ищет его? Просто он так устал от неизвестности, что уже готов потерять последнюю надежду…
«Ты должен смотреть правде в глаза», - сказал однажды ему человек, вырастивший его.
«Но как же я буду смотреть правде в глаза, если я не знаю правды?»
«Но на что ты надеешься? Ты же сам не знаешь, на что надеешься!»
«Я не надеюсь, я уверен, что она жива!»
«Но ты не знаешь, где ее искать, а она не знает, где следует искать тебя. Вот правда, которую ты должен уразуметь.»
«Господь поможет…»
«Упрямец!»
«Господь поможет!»
Что ж, ему остается только снова и снова повторять «Господь поможет!», все равно нет никакой возможности сделать что-либо еще, даже попытаться. Но от упрямого повторения этих слов Мордаунт наконец-то приободрился. Он не перестанет уповать на Всевышнего – и непременно что-нибудь случится. И тогда ему будет ясно, что он может сделать.
- Господь поможет, - прошептал Мордаунт, выходя из палатки. Свежий ветерок коснулся его лица. Мордаунт окончательно выкинул из головы все мучительные сомнения и решительно зашагал вперед.