Отправлено: 03.01.14 18:33. Заголовок: Se trouve suffisamment - Хватит лжи

А если бы не вешал?..

http://ficbook.net/readfic/1271498

Se trouve suffisamment

Автор: Донна Фьора

Беты (редакторы): Неизвестный философ

Фэндом: Дюма Александр (отец) «Три мушкетёра», Д'Артаньян и три мушкетёра (кроссовер)
Основные персонажи: Граф Оливье де Ла Фер(Атос), Миледи Винтер(Анна де Бэйль, леди Кларик, Шарлотта Баксон,баронесса Шеффилд,графиня де Ла Фер).

Пэйринг: Оливье/Анна

Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Драма, Психология, Философия, Повседневность, POV, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
- … только прекрати мне врать, Анна, хватит лжи, довольно! Я не хочу вечно жить с ощущением, что моя жена всегда держит наготове камень за пазухой… Сейчас ты расскажешь мне всё, ничего не утаивая и не приукрашивая, потому что мне не хочется потерять и эти остатки веры; я не смогу так жить с тобой, боясь тебе доверять…
- Чувствую, рассказывать тебе обо всём мне очень долго придётся, - проронила я, всё же найдя в себе силы с искренней теплотой улыбнуться мужу и коснуться его рук своими, глядя в г

Посвящение:
Посвящаю Виктории Комовой в день её рождения, 2 октября... Дорогая ВеликаяЭльзаПинающаяНацуИГрея! Этот рассказ твоя матушка Фьора решила подарить тебе!

Публикация на других ресурсах:
С моего разрешения и с разрешения Вики.

Примечания автора:
ОСТОРОЖНО!!! ПРОПАГАНДИРУЮТСЯ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ: ВЗАИМОПОНИМАНИЕ,МИЛОСЕРДИЕ,ВСЕПРОЩЕНИЕ И ДОБРОТА!!!

(POV.Анна)

Ознаменованием того, что я при падении с лошади не свернула шею, стала резкая боль в голове и во всём теле. Разомкнуть отяжелевшие веки не было сил. Но даже в полубессознательном состоянии я чувствовала прикосновение прохладной мокрой ткани к своему лбу.
Сделала неловкую попытку приподняться с земли, но некто чуть надавил мне на плечи, заставив лежать в том положении, в котором я пребывала изначально.
- Спокойно лежи, - узнала я голос Оливье, слышащийся, словно сквозь вату; такой родной, глубокого и тёплого тембра – сейчас в нём сквозит лишь еле сдерживаемая ярость, с трудом поддающаяся его контролю.
- Оливье, - прозвучал тускло мой хриплый неуверенный голос, дрожа и срываясь, - я… я не… в-виновата… прошу, выслушай, я всё тебе объясню! – вскричала я в отчаянии, вцепившись в его руку, как хватается утопающий за единственную соломинку, всё же лелея слабую надежду спастись, когда, казалось бы, всё уже кончено.
- Что ты мне объяснишь, лгунья?! – Резко отпихнув мои дрожащие руки, Оливье продолжил протирать холодным платком, смоченным в пруду, моё пылающее от жгучего стыда и горечи лицо. – Как изворачивалась, врала на каждом шагу? – проскользнули нотки скорби в его гневном срывающемся на фальцет голосе. – Расскажешь, как ты обесчестила не только меня, но и весь мой род, смешав с грязью моё имя и любовь к тебе?
- Оливье, родной мой, - попыталась я сказать хоть что-то в свою защиту, но он оборвал меня:
- Замолчи! – его руки, бесцеремонно схватив за плечи, приподняли меня и прислонили к растущему рядом с прудом вековому дубу. – Лучше меня не зли…
Всхлипнув, я обхватила руками колени и уткнулась в них лицом, чтобы муж не видел моих слёз, будто обжигающих глаза, стекающих ручьями по щекам.
- На, выпей, - приподняв за подбородок моё лицо, он подал мне флягу, из которой я сделала пару глотков вина. Стало немного лучше.
- Спасибо, - прошептала я, не решаясь взглянуть в лицо своему супругу, и хоть лица его я не видела, пронзительный и тяжёлый гневный взгляд на себе ощущала. И некуда деться от этого взгляда, казалось, способного прожечь во мне дыру.
- Хорошо, что эту лилию на твоём плече никто из гостей не видел, - процедил он зло сквозь зубы, снимая с себя плащ и набросив его на мои дрожащие плечи. Успев замёрзнуть далеко не от холода, я тут же закуталась в плащ Оливье, хранивший его тепло с лёгким запахом духов и его кожи. – Сейчас мы вернёмся к гостям, и ты сама им скажешь, что после падения с лошади очень плохо себя чувствуешь.
- Да, Оливье, - отозвалась я с грустной покорностью, - как скажешь… прошу, позволь мне объяснить…
- Дома мне всё объяснишь! – перебил Оливье, подняв меня с земли и поставив на ноги, держа за локти и не давая осесть на землю, к которой всё сильнее придавливал меня незримый гнетущий и тяжкий груз. – Я доверял тебе, - говорил муж, как в каком-то полузабытьи, ведя меня домой, держа под локоть, - считал тебя искренней, непорочной, неспособной на притворство… Меньше всего я ожидал удара ножом в спину от своей жены, которой доверял и которую… неважно, всё равно ты утопила во лжи то светлое, что было…

Не найдя, что сказать мужу, я подавленно молчала весь тот отрезок времени, который занял наш путь домой. Не проронил ни одного слова и Оливье, только его молчание было скорее тяжёлым, скрывающим гнев, объявший молодого мужчину.
Мне чудился исходящий от супруга запах раскалённого металла, его рука не отпускала моего локтя.
Я не решалась поднять головы и посмотреть мужу в глаза, всю дорогу разглядывая носки своих туфель. Безысходная тоска и горькое отчаяние, усугубляемые чувством вины перед ним, и вместе с умирающей надеждой, разъедали мне душу и сердце.

В груди и животе лишь ощущение мрачной зияющей пустоты, пожирающей меня изнутри, как пожирает бушующее пламя охваченный им дом, оставляя за собой лишь пепелище.
Мне следовало раньше признаться супругу в своей постыдной тайне. Но страх того, что Оливье отвернётся от меня и с презрением оттолкнёт, возобладал над намерением честно поведать ему всю историю появления на моём плече злосчастного цветка лилии.
Я думала, что нет большой беды в утаивании эпизода, опорочившего мою жизнь, и мне выпадет удобный момент для признания – когда Оливье будет в прекрасном расположении духа или, когда я буду ожидать нашего первого ребёнка. Во втором случае он простил бы мне сокрытие правды куда охотнее.

Но тайна, обрушившаяся на нас тринадцатого июля подобно старому полуистлевшему скелету из шкафа, перечеркнула все мои жизнерадостные планы.
Скрывая от мужа правду лишь из желания сделать как лучше, я сама же и возвела каменную стену отчуждения и непонимания между мной и Оливье.

Как я добралась с мужем до замка и не лишилась сознания, так и останется для меня загадкой.

- Анна, как же хорошо, что с Вами всё благополучно, - сказала одна из приглашённых дам.
- Графиня, мы так переживали за Вас…
Со всех сторон слышались радостные, облегчённые и немного тревожные перешёптывания.
Как в тумане, поддерживаемая под руку Оливье, я прошла к гостям, стараясь ничем не выдать своего угнетённого состояния и по-прежнему кутаясь в плащ мужа.
- Дамы и господа, - обратилась я к собравшимся представителям местных знатных семей, - я благодарю вас всех за беспокойство. Со мной всё в порядке, только после падения с лошади немного кружится голова и тошнит… Надеюсь, вы не останетесь на меня в обиде, если я вас покину?
Неудивительно, что гости отнеслись к сказанному мной с пониманием. Одна пожилая маркиза из приглашённых даже предложила помочь мне дойти до комнаты, но я вежливо отказалась, сказав, что меня проводит Оливье.

До кухни под руку с мужем я брела будто в полусне, не замечая ничего вокруг себя и не глядя под ноги. Наверно, если бы Оливье не держал меня, я бы не избежала участи врезаться во все стены и углы с дверными косяками.
- Жди меня тут. Я вернусь, когда все разъедутся, - проговорил Оливье, усадив меня за стол. Стремительным шагом он вышел из кухни, где осталась я, смирившаяся с близкой неизбежностью и преисполнившаяся отупляющего безразличия перед грядущим.

Время, что Оливье отсутствовал, тянулось для меня с унылой медлительностью, как оно тянется для узников, проживших в плену затхлых стен темниц половину жизни, и в мыслях своих умоляющих Всевышнего о скорейшей смерти.
Сил бороться с окутывающей меня сонливостью было всё меньше. Судя по тому, что грохот колёс и цокот копыт доносился с улицы где-то час назад, и жизнь в замке словно застыла, все гости уехали, и слуги давно спят.
Чтобы побороть грозившую свалить с ног усталость, я заварила себе отвар с ромашкой и мятой, добавив немного сахара.
Стоя у окна и грея руки об удерживаемую в руках чашку, вдыхая запах трав, я всматривалась в сгустившуюся тьму над родовым замком.

- Теперь, когда мы остались одни, я хочу с тобой поговорить, - прозвучал решительный и твёрдый голос.
От неожиданности и страха я выпустила из рук чашку, упавшую на пол и расколовшуюся надвое, содержимое которой небольшой лужей растеклось по полу.
Не в силах выдавить из себя ни единого звука, я смотрела на подошедшего ко мне Оливье, лицо которого почему-то не носило на себе печати гнева, скорее, грустной задумчивости.
Опустившись на колено, он поднял с пола две половины разбитой чашки и выпрямился, где-то минуту рассматривая то, что когда-то было целым.
- Анна, - неожиданно прервал он своё молчание, обратившись ко мне, - как ты думаешь, единожды разбитое можно соединить вновь?
- Но как быть с трещинами, которые будут служить вечным напоминанием?
- Их можно заделать, но лишь прикладывая усилия для этого… Почему ты не сказала мне обо всём раньше? – проскользнули нотки печали в его голосе.
- Я боялась… что ты не поймёшь меня, оттолкнёшь от себя с холодным презрением… Говорят, что молчание – золото, но на самом деле оно всегда обращается в камень, который давит, подобно могильной плите… - шептала я, не в силах заставить себя не опускать глаз.
- Быть может, нам ещё не поздно соединить вместе две половины того, что расколото надвое, но только…
- Что, Оливье? – отозвалась я, ощутив, как возрождается из пепла, подобно фениксу, робкая надежда где-то в самых потаённых глубинах моей души.
- … только прекрати мне врать, Анна, хватит лжи, довольно! Я не хочу вечно жить с ощущением, что моя жена всегда держит наготове камень за пазухой… Сейчас ты расскажешь мне всё, ничего не утаивая и не приукрашивая, потому что мне не хочется потерять и эти остатки веры; я не смогу так жить с тобой, боясь тебе доверять…
- Чувствую, рассказывать тебе обо всём мне очень долго придётся, - проронила я, всё же найдя в себе силы с искренней теплотой улыбнуться мужу и коснуться его рук своими, глядя в глаза. – Да, Оливье, ты прав, хватит лжи…


Se fini

 Отправлено: 19.03.14 09:09. Заголовок: Generation

http://ficbook.net/readfic/1788869

Generation
Автор: Фьора де Селонже

Соавторы: Taver_Fox
Беты (редакторы): ВадимЗа

Фэндом: Дюма Александр (отец) «Три мушкетёра», Три мушкетера (кроссовер)
Основные персонажи: Граф Оливье де Ла Фер(Атос), Миледи Винтер(Анна де Бэйль, леди Кларик, Шарлотта Баксон,баронесса Шеффилд,графиня де Ла Фер).

Пэйринг или персонажи: Оливье и Анна

Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Джен, Романтика, Психология, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship), Занавесочная история
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Небольшое продолжение к фанфику Se trouve suffisamment - http://ficbook.net/readfic/1271498

Окончилась первая часть тем, что Анна всё же нашла в себе силы признаться, а что было после - умалчивается. Этот небольшой фанфик как раз и является попыткой немного пролить свет на то, что вполне могло быть за кадром после окончания.

Посвящение:
Моим читателям, любителям пейринга... Никита, тебе особенно, потому что без твоей помощи и поддержки не было бы этого фанфика. :-* И большущее спасибо бете!

Публикация на других ресурсах:
Против ничего не имею, только для начала заручитесь моим разрешением на публикацию. И ссылку мне пришлите. :-)

Примечания автора:
Нам с Никитой не спалось, хотелось романтики. Так и родился этот фанфик.

 Отправлено: 19.03.14 09:09. Заголовок: Анна лежала н..

Анна лежала на огромной кровати, закутавшись до подбородка в одеяло, и тоскливо смотрела в одну точку, мысленно нарисованную ею на платяном шкафу. Потолки и стены комнаты, на которых плясали отбрасываемые свечами канделябров тени, словно давили на неё своей тяжестью. Сама тишина резала ей слух. Возмущённо урчал желудок, требуя у своей обладательницы прекращения этой голодовки. Хотелось пить и пересохли губы, пересохло в горле, но сил у Анны дотянуться до стоящего на табурете недопитого стакана воды не было.
Три дня. Три дня, как она наконец-то решилась рассказать супругу всю правду - без утаиваний и преувеличений, как всё было на самом деле, и что предшествовало появлению злосчастной лилии на её плече. Три дня она безвылазно сидела в супружеской спальне и не спускалась к трапезам, когда об этом объявляли слуги. Не видя своей госпожи, спускающейся в столовую, сердобольные служанки приносили еду ей в комнату, но графиня ела лишь маленькую долю того, что ей подавали, и снова погружалась в своё оцепенение.
"Почему? Ведь я же сказала ему всю правду, и Оливье знает, что я не виновата... Тогда зачем было кричать на меня? Следовало признаться мне во всём сразу, конечно, но к чему было развязывать сходивший на нет конфликт? Наверно, он меня никогда не любил, раз только ищет предлога, как бы избавиться от меня. Никогда. Может быть, он теперь стыдится меня из-за того, в чём не было моей вины?" - непонятным хороводом мелькали её мысли в голове, готовой расколоться на части.

Оливье сидел на кресле в гостиной, у пылающего камина, и мрачно следил за алыми углями, медленно чернеющими в огне. Гул камина, постоянно заполнявший тишину, медленно заполнял и сознание самого графа, и лишь тиканье старинных часов секунду за секундой пронизывало эту гнетущую тишину, отдаваясь глухой болью и пульсированием в висках. Глухая боль в сердце, время от времени с силой его сдавливающая, лишь ухудшала состояние, напоминая, что граф де Ла Фер всё ещё нуждается в общении. Оливье уже третьи сутки появлялся за столом лишь вечером, к ужину. Но зачастую даже жареное на вертеле мясо, столь любимое графом, не лезло в горло.
И место напротив оставалось пустым, словно светлые, до странности светлые голубые глаза упорно не желали его видеть... Так сильно им любимые глаза...
Трое суток, как Анна рассказала ему... Три дня, как она, без утайки, со слезами на глазах, показывала шрам в виде лилии и рассказывала историю его появления. Три дня, как Оливье сидел безвылазно у камина, и думал об этом, прерываясь лишь на сон и ужин...
"Почему? Ведь я любил её... Почему она не верила мне, почему она скрывала всё это так долго и так тщательно? Может, она просто и не любила меня никогда, раз не доверилась... Не любила никогда..." - мысли бились о его разум с каждым тиком того дьявольского механизма у стены,болью отдаваясь в висках.

Анне его терзания были неведомы, поскольку погружена она была всецело лишь в свои. Сама разрушала себя изнутри, не желая показываться на глаза людям и отгородившись от всех стеной тупого безразличия, холода и упрямства.
"Почему всё так... Почему она так со мной?" - подтачивала его изнутри эта мысль.
Пол часа назад, подавая графу ужин, одна из служанок обмолвилась, что графиня не появлялась за столом уже трое суток, и что служанки потчевали её, принося еду к ней в спальню. И сейчас граф очень переживал за Анну, несмотря на их ссору.

"Ну всё, кончилась счастливая пора. А я-то надеялась... Дура, - ругала мысленно Анна себя, - дура, что поверила. Да, конечно, станет наследник благородного рода де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, жить с клеймённым отребьем вроде меня. Скорее всего, поносит сейчас свою жену на чём свет стоит. Три дня, как я ему призналась. Три дня. За эти три дня меня навещали только слуги... Тем лучше, что Оливье забыл о моём существовании!"
В дубовую дверь спальни громко и крайне настойчиво постучали
- Заходи, - бросила она, не поворачивая головы к источнику потревожившего её шума.
Дверь со скрипом отворилась, и из-за неё в комнату проникло лёгкое дребезжание серебряных ложек о фарфор и вкусный аромат лукового супа и мяса со сладким картофелем.
Анна нехотя выпуталась из своего одеяла и принюхалась, чуть поведя носиком.
- Да не стой же на пороге, - добавила она безразлично, полу сев на своём ложе.
- При мне тут обмолвились, что ты плохо ешь. Сегодня я лично тебя кормить буду.
- Ну а тебе какое дело? - буркнула Анна, скрестив руки на груди. - Решил поиграть в сострадание к грязи на своих ботфортах и родовом гербе?
- Оу, её величество графиня де Ла Фер изволили со мной заговорить! Ну что вы, зачем же, столь низкие люди, как я, не достойны вашего понимания и прощения! Ведь мы лишь пыль на вашем знатном гербе графства де Ла Фер, - язвительно парировал её выпад Оливье. - Ещё одно слово о нашем с тобой неравенстве - высеку. А теперь садись удобней, я не намерен вечно держать поднос с едой.
- Почему бы сразу не сказать, что тебе противно жить с клеймённой? - ничего не понимая, она всё же повиновалась сказанному им.
- Почему бы не вспомнить клятву, данную перед богом и людьми, которую мы давали на свадьбе? Почему бы не вспомнить обещание не хранить друг от друга секретов? Почему бы сразу не сказать о клейме? Почему бы сразу не сказать, что ты меня не любишь? - Глаза Оливье горели огнём. Граф поставил деревянный столик для завтраков на колени графини. - Ешь суп, пока тёплый, не заставляй меня кормить тебя с ложки.
Смущённая этой вполне справедливой тирадой, Анна взяла у него поднос с едой и принялась есть, хоть и очень вяло, уставившись в тарелку.
Изредка она поднимала на него глаза и тут же опускала вновь, давясь тем, что ей принесли, но не перечила.
Сил не осталось ни на что.
- Нет, так не пойдёт. - Оливье сел напротив Анны на кровати. - Давай сюда ложку.
- Оливье, я сама. Просто очень давно не ела, кусок в горло не лез... Отвыкла столько много съедать.
- Давай сюда ложку. Я буду тебя кормить, а ты в перерывах - говорить, что наболело. Нам обоим нужно высказаться.
- Но я сама хочу, правда, просто присядь.
- Ладно, ваше высочество. Буду сидеть, как прикажете.
- И не называй так меня, - проговорила она, заедая съеденный хлеб остатками супа.
- Ладно, ваше величество. Буду вообще молчать.
- Но я же просила не называть меня "ваше величество", - надулась она, выражая недовольство, и доедая мясо с картофелем. - По имени нельзя?
- Как только ваше высочество соизволит объясниться и наконец появится к столу для позднего десерта, удостоив нас, простых смертных, хотя-бы взглядом своих светлых, до странности светлых голубых глаз, до боли в сердце любимых некоторым. Вот ровно с того момента, графиня, я назову вас по имени и перестану картинно фамильярничать.
- Но зачем было кричать на меня тогда, три дня назад? - Анна беспомощно поглядела на мужа, убрав в сторону поднос. - Я боялась признаться раньше, боялась стать тебе отвратительной... А когда правда всплыла на той охоте, скрывать уже не было смысла. Но ведь ты же и так всё знаешь... Палач заклеймил меня по личным мотивам, тогда как суд меня посчитал невиновной. И я священника не заставляла воровать, Оливье, не заставляла! Я просила только достать денег, но я не думала, что он решится на кражу! - испуганно глядя по сторонам, она отползла подальше, к спинке кровати, вжавшись в неё, и натянув до подбородка одеяло. - Я никого не заставляла воровать! Я всего лишь сказала влюблённому в меня священнику, - кстати, венчавшему нас, так что он мне не брат, - что я буду ему принадлежать, если он достанет деньги и поможет сбежать из монастыря! Но я не подбивала его на кражу... Я не думала, что так всё выйдет!
- Зачем было кричать? Хороший вопрос. Действительно, зачем было кричать. Ведь никто мне не лгал всё это время, никто от меня не держал секретов, и никто не дал усомниться в их любви ко мне. Никто ведь не нарушал брачную клятву. Действительно, зачем я кричал... Кстати да, отчего же ты ему сейчас не принадлежишь? Ведь он достал деньги.
- Но Оливье, пойми... - Анна перевела дух и всё же нашла в себе мужество поглядеть супругу прямо в глаза. - Я же не знала... не могла знать. Боялась быть непонятой... Ну а не принадлежала я ему, потому что не любила. И я же тебе не врала, что люблю... И ты сам прекрасно знаешь, что до свадьбы я ни с кем не была близка...
- А откуда мне теперь знать, врала ты мне или нет? Как мне теперь верить, что ты больше ничего от меня не скрываешь?
- Если бы я не любила тебя, то сейчас бы меня уже давно тут не было, - проговорила она недовольно сквозь стиснутые зубы и закуталась плотнее в одеяло, нахохлившись как воробей на ветке.
- А если бы ты стала мне отвратительной, пришел бы я сам тебя кормить?
- Не знаю, ты три дня не заходил, всякое передумала за это время...
- Я не заходил один день. Одну ночь я спал отдельно, собираясь с мыслями. А потом моя любимая решила не показываться за столом, видимо посчитав меня, её мужа, недостойным её общества. И я час сидел и ждал, вдруг она всё ещё любит меня и спустится поесть со мной...
- Я просто не знала, как вести себя, что делать, - призналась она, обхватив подрагивающие плечи.
Оливье сел рядом, совсем близко, слегка касаясь плечом её плеча.
- Ну а сейчас? Сейчас ты знаешь, что делать и как себя вести?
- Ну... я сейчас сама себя не понимаю...
Оливье легко её обнял.
- Я напомню тебе наш маленький секрет. Я всё ещё люблю тебя.
Кривая, но радостная и робкая улыбка промелькнула на её искусанных и бледных губах. Анна закрыла глаза и склонила свою голову с растрёпанными белокурыми волосами к плечу супруга.
- Всё ещё любишь? - переспросила она, несмело обнимая его в ответ. - Скажи, Оливье, скажи это ещё раз...
- Люблю, всю жизнь любить буду.
- И я люблю тебя, люблю, поэтому никуда не денусь!
- Вот и славно. А сейчас одевайся и пошли к камину, будем вдвоём чай пить с десертом.
- А что на десерт? - спросила Анна, забравшись самым бесцеремонным образом к нему на колени и обнимая за шею.
Повод для самоедства отныне был ничтожен для неё, приободрённая, она тёрлась головой о плечо Оливье.
- Ну, мой десерт, одетый в рубашку и беспардонный, уже сидит на мне. - Граф улыбнулся. - Мороженое есть. Итальянское. С какими-то орешками, зелёными такими. Ещё шоколад есть. Ну и моей крови попить можешь, если очень захочется.
- Нет, зачем тебя мучить? Пошли! - обрадованно воскликнула она, сползя с колен Оливье и торопливо сняв с себя батистовую сорочку, в которой путалась. На то, чтобы одеться в простое домашнее платье бирюзового цвета, много времени ей не понадобилось. Волосы решила не заплетать, ограничившись тем, что просто их расчесала.
Оливье уже стоял тем временем у двери, наблюдая за периодически обнаженной супругой, и ждал, когда она соберётся.
Всё ещё слишком слабая после трёх дней её полуголодного добровольного заточения, Анна подошла к мужу на подкашивающихся ногах и вцепилась в его плечо.
- Пойдём? - тихонько прошептала она, взглянув на того, кто в своём умении понимать и поддерживать в трудные минуты, казался ей ещё прекраснее.
- Нет. Не пойдём. Я тебя понесу! - И граф с лёгкостью поднял девушку на руки.
Посмеиваясь еле слышно, но всё же радуясь, она обняла его за шею и чмокнула в щёку. И он понёс её в гостиную к камину, где уже был накрыт стол для них
- Так что у нас будет вкусного?
- У меня - ты, твоя шея в частности. У тебя - мороженое. И я буду тебя кормить. И точка.
Он внёс её в тёплую гостиную. Камин гудел теплом, рядом стояли два кресла и столик, на котором были пиалы с фисташковым мороженым и плитки шоколада рядом на блюдце.
Облизывая губы кончиком языка, она голодными глазами смотрела на всё приготовленное на столе.
- Выглядит аппетитно, - поделилась Анна вслух с мужем.
- Да. Я тоже так думаю.
Оливье посадил Анну в кресло и сам сел в соседнее.
- Вот теперь можно и сладенького.
- Ага, - отозвалась она согласием, - ну очень вкусно выглядит! - косилась всё юная графиня на мороженое.
- Ну бери пиалу и кушай.
А что делать? Анна взяла пиалу и ложку, принявшись понемногу уплетать лакомство, слизывая остатки с столового прибора и закрыв от удовольствия глаза, губы растягивались в улыбке.
- Ты сам сделал или Марион велел?
- Не, это всё на кухне старались. Но рецепт я достал.
- Оливье, это очень вкусно, Марион просто чудо!
- Да, я знаю, - лениво отвечал ей Оливье. - Марион прекрасно готовит.
Но нет, не лень была в его голосе.
- Я должна сказать... - Анна поставила на стол опустошённую посуду. - То, что тебе надо бы знать...
- Ну?
- Я должна сказать... Ты прости, что не говорила ничего раньше! Если бы я могла заранее знать, что ты меня не оттолкнёшь, отнесёшься с пониманием, я бы не молчала! - выпалила она на одном дыхании, но глаза её сияли восторгом и радостью.
- Ты знала, что я не оттолкну. Ты просто не хотела верить. Но я принимаю твои извинения.
- Я просто не думала, что ещё остались люди, умеющие слушать и слышать не только себя, и которые не стремятся слепо верить увиденному.
- Такие люди будут всегда. Запомни это. Поверь в это.
- Так если я живу с таким человеком! - нотки кокетства слышались в её смешке, от радостного волнения Анна болтала ногами под столом и стремилась тихонько подтолкнуть Оливье.
Оливье взглянул на свою пиалу, всё ещё нетронутую, с начавшим таять уже мороженым, и тихонько вздохнул.
- Ты ешь, - кивком головы девушка указала на его порцию, - а то растает, пока в раздумьях будешь пребывать.
- Анна...
- Да, родной? - откликнулась она, кончиками пальцев ног дотянувшись до его щиколотки.
- Я просто назвал тебя по имени, как ты и хотела. Иди садись ко мне на коленки, а?
- Если ты мороженное съешь, - склонила Анна голову на бок, глядя на мужа, полуприкрыв глаза. - Не считай ворон, - поддела она его ласково.
- Эхх, а я так хотел и тебя обнимать, и мороженое кушать, - Оливье сокрушенно вздохнул и продолжил смотреть в огонь.
- Хорошо тогда, - согласилась девушка, покинув своё кресло и устроившись у него на коленях, обнимая за плечи и целуя в лоб, губы и щёки, кончик носа. - Всё как хотели, господин граф, - игриво подначила Анна мужа.
- Не всё, - игриво улыбаясь и покусывая губу, молвил Оливье. - Ох не всёёё...
Он обнял Анну под талию, вложил в руку пиалу, а второй, свободной, ложечкой поддел мороженого и поднёс к губам графини.
Но ей вдруг в голову пришла мысль немного поддразнить супруга. Плотно сжав губы, но как-то лукаво улыбаясь и зажмурив глаза, она мотала головой из стороны в сторону.
Оливье легонько дотронулся холодной ложкой до шеи Анны...
Плутовка демонстративно хихикала и ёрзала, отводя рукой руку мужа, держащую ложку.
- Одно неверное движение, и холодное мороженое попадёт тебе за шиворот, Анна.
- О, так мы теперь шантаж в ход пустили? - наиграно обиделась Анна, направляя руку Оливье с ложкой к его губам. - Поешь, вкусное ведь очень.
- Лаадно, - сдался Оливье. Он поднёс ложку к своим губам, наблюдая за Анной и её шее, которой он только что касался ложкой...
- Оливье, а что мы будем завтра делать? Я тут подумала... Может вместе погулять? Пешком, по городку. Можно и в лес зайти. Там сейчас очень красиво, можем там жить несколько дней в палатке...
Оливье зачерпнул ещё ложку мороженого и снова поднёс к губам Анны.
- Можем и погулять.
Съесть ей всё же пришлось поднесённое к губам, как бы ни хотела Анна оставить мороженное для Оливье.
- Умничка.
Оливье зачерпнул ещё ложку и, без предупреждения, специально выронил эту маленькую порцию Анне в ямочку у ключицы. И почти сразу же сам потянулся то мороженное слизнуть.
- Осторожно, солнышко.
Всё же этот элемент в их совместной мирной трапезе понравился девушке, и она спустила ниже рукава платья, впрочем не оголяя левого плеча, и теперь материя прикрывала её грудь лишь наполовину.
- О, тебе отныне так нравится есть мороженное... Что ж, приятного аппетита, - пожелала Анна, подмигнув ему.
Оливье слизнул с плеча Анны мороженое, стараясь пощекотать её посильнее.
Смех её звучал игриво, кокетливо и молодо, словно сбрасывала душа девушки лишние сотню лет, успев за все годы жизни Анны постареть. Постареть на целую жизнь.
- Ладно, отрада глаз моих, пойдём уже спать?
- Пошли, только чур я не пешком! - засмеялась светловолосая чертовка, обняв его за шею.
- Вредина. Ну пошли, только чур... - И граф стремительно зашептал Анне на ухо множество речей, заставив супругу немножко покраснеть. - Ну как, согласна?
- О, а будут мне чтения шекспировские на ночь? - шептала Анна, целуя его за ухом.
- Только если с книжки, не очень выразительно, и постоянно отвлекаясь на поцелуи. Пойдём?
- Пойдём, Оливье, пойдём...

И Оливье покорно и смиренно понёс её в спальню.
Анна же не говорила ни слова, чувствуя себя прекрасно, прикасаясь губами к его шее и чуть прикусывая кожу в том месте, где билась жилка.
- Кровопийца, - тихо прошептал граф, улыбаясь.
- Что поделать, ты тоже вкусный...
Граф бережно опустил Анну на кровать.
- Ну так съешь меня!
- А ты приляг рядышком со мной, - предложила она кротко.
Анна и не противилась, прильнув к мужу и уткнувшись лицом ему в бок, вдыхая аромат дорогих духов, хорошего мыла и тёрлась носиком о ткань его рубашки. Руку его она положила поперёк своей талии.
Оливье обнял Анну, прижав к себе.
- Никогда не пугай меня так больше, - сказал он, смотря Анне в лицо своими карими глазами. Он начал медленно расстёгивать платье графини, поддерживая её за талию.
А она полностью отдала себя во власть его рук, не препятствуя Оливье в том, чтобы он её раздевал. Сознание её отгородилось от всего того плохого, оставшегося отныне для неё лишь частью прошлого, с которым можно свыкнуться.
- Как маленький ребёнок - улыбнулся Оливье. - Следить, чтоб поела, переодевать, на ручках носить, с ложечки кормить, сладенького давать.
- Да. Взрослой быть - успевает изрядно осточертеть. В детстве о тебе заботятся и любят родители - если они есть, тебя защищают... Ограждают от окружающей мерзости и грязи...
Анна вздохнула и помогла мужу справиться с крючками на её платье.
- Так меня за эти годы многое изнутри отравило!..
- Ну ты чего. Сейчас ведь всё хорошо.
- Да, чему я рада!
- И мне приятно о тебе заботиться, очень.
Оливье освободил её от платья обнажив оголённое тело, и помог ей встать.
- Так поэтому мне и не хочется никуда от тебя деваться, - Анна встала с кровати и переступила через сброшенное на пол платье.
Светлые и густые волосы спускались ниже спины, красиво струясь и переливаясь, а отблески горевших в канделябрах свечей плясали на них.
Оливье зачарованно созерцал её великолепную фигуру. Эти стройные ноги, округлые бёдра и узкую талию...
Искрились озорством и теплом её глаза, трогала губы улыбка умиротворения, бледное и похудевшее лицо казалось ещё красивее - ибо радость освещала его.
- Так и будешь меня соблазнять, или всё же оденешь рубашку?
- Да, сейчас одену...
- Хотя... можешь и не одевать. Камин растоплен, в доме не будет холодно, и я рядом буду, согрею, - рассуждал граф де Ла Фер, раздеваясь.
Пожав плечами и улыбнувшись, Анна кивнула головой и легла под одеяло, освободив место для мужа.
Оливье, наконец, скинул на пол рубаху, и улыбнувшись Анне, занял своё место под одеялом.
- Какие ноги у тебя холодные! - воскликнула она, прижимаяся к нему всем телом. - Обними крепче, вместе быстрее согреемся.
- Кажется мне, что я уже согреваюсь посекундно. Анна, радость ты моя! - обнимал он её за талию.
Анна ничего не сказала, только пыталась согреть руки Оливье, растирая их своими руками.
- Ты тёплая.
- Ещё и тебя обогреть смогу, - прошептала Анна, положив его руки себе на живот.

Эта летняя ночь была по-особенному приятна. Прохладный ветерок медленно сновал по комнате, разнося сладкий запах росы и цветов. В комнате воцарился полумрак, Оливье уже крепко спал. Молодой граф лежал в шелковой постели, в обнимку с белокурой девушкой, лежащей рядом. Анна крепко спала, лёжа на боку, и улыбалась сквозь сон.
Впервые сон юной графини де Ла Фер не омрачало больше ничто. Впервые не преследовали старые кошмары, от которых ей довольно часто доводилось просыпаться с криками и в холодном липком поту. Анна спала безмятежным сном. Усталая, но счастливая улыбка озаряла её бледное лицо со следами усталости, минувших тревог и пролитых слёз. Теперь её опасения, подозрения и страхи, разъедающие ей душу, не властвовали больше над сознанием. Своим обнажённым телом она чувствовала исходящие от тела лежащего рядом мужа тепло, властную уверенность и спокойствие. Не хотелось никуда сбегать, огрызаться, отталкивать от себя супруга. Всегда и везде одна, мало в ком вызвавшая доброту и участие, закалённая в огне горя, такие как она по пальцам одной руки могут пересчитать счастливые моменты своей пущенной другими под откос жизни. Но именно вчера обрела Анна уверенность, что трудным временам для неё настал конец, уж Оливье всегда будет рядом с ней и защищать её. Несмотря ни на что. Даже если весь мир обратится против той, которой он давал клятвы у алтаря.
Отныне ночью она может больше не надевать сорочек с длинными рукавами. Оливье, зная всю правду о выжженной на плече жены лилии, не оттолкнул её и не оставил одну, а этот страх быть разоблачённой пожирал изнутри ей душу и сердце. Её муж, граф де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, сделал всё возможное и невозможное, чтобы уберечь её. Анна - его жена, самое понятное объяснение поступку молодого человека, готового сражаться за самое дорогое для него.

А Оливье всё так же, как и прежде, всею душой стремился к ней. К этому маленькому ангелу, что грела его душу. Оливье любил её даже сильнее, чем прежде. Пусть она не доверилась ему, её можно понять. Пусть не сразу сказала правду, она ведь не только себя берегла, а супруга, от его вспыльчивости и возможных опрометчивых поступков. Пусть отталкивала его по незнанию, но ведь всё это было в прошлом...
И сейчас, когда она вот так вот лежала, прижавшись к нему, и улыбалась, графа наполняло чувство нежности и бесконечное желание защищать и оберегать свою супругу, свою юную графиню, и от глупости мира, и от неё самой с её вечными страхами. И пусть на её плече выжжена лилия, Оливье её не бросит, никогда. Анна была, есть, и будет самым дорогим человеком в его жизни.
Оливье обнимал её за талию и легонько прижимал к себе.
"Больше не отпущу, - подумал он во сне. - Никогда, никуда и ни за что!"