Отправлено: 12.05.13 07:44. Заголовок: Каноническое договорное право

Каноническое договорное право

Развитый свод договорного права понадобился церкви в XII в. уже хотя бы для того, чтобы регулировать бесчисленные экономические сделки между церковными корпорациями. Кроме того, церковные суды добивались и получили в значительной мере юрисдикцию над экономическими договорами между мирянами, когда стороны включали в свое соглашение "клятвенное заверение", а для этого также было важно, чтобы договоры внушали уважение. Более того, каноническое брачно-семейное право содержало важные элементы договорного права. В договорное право канонисты смогли включить еще больше, чем в право собственности, понятий и норм, которые параллельно разрабатывали глоссаторы новооткрытых текстов Юстиниана. Причина была двоякая: во-первых, старое римское право достигло высокого уровня разработанности в области договоров, и многое из его терминологии, а также решений по конкретным вопросам могло быть применено в XII в. к расцветающей торговой жизни Западной Европы; во-вторых, глоссаторы римского права в XII в. достигли особенного искусства в реконструкции и переделке старого римского права договоров, отчасти благодаря требованиям, предъявленным стремительными экономическими переменами того времени.

В частности, старое римское право дало названия различным формам заключения соглашений и соответствующим договорам. Так, Гай писал, что некоторые типы договоров заключались произнесением определенной предписанной словесной формулы, другие — официальной записью в особые учетные книги, третьи — доставлением указанного в договоре предмета, а четвертые — неформально выраженным согласием.

В третьем классе договоров, заключаемых доставлением указанного предмета, Гай числил денежный или вещевой заем, заем предмета с возвратом, сдачу на хранение (с возвращением по требованию) и залог (в обеспечение некоего обязательства). В четвертом классе договоров по неформально выраженному согласию Гай числил продажу, аренду, товарищество и мандат (форма агентского соглашения). Позднее римские юристы добавили еще несколько классов договоров. Самым важным из них был "неназванный" договор, подразделявшийся на четыре типа: дар за дар, дар за действие, действие за дар, действие за действие. Неназванные договоры могли быть объектом иска только после выполнения одной из сторон ее обещания.

В дополнение к тщательно разработанной классификации видов и типов договоров Кодификация Юстиниана включала сотни разрозненных норм по поводу действия этих договоров: мнения юристов, решения по рассмотренным делам, постановления императоров и т. д. Однако нигде нельзя было найти систематического разъяснения причин данной классификации или данных норм.

Пытаясь построить такое обоснование, глоссаторы конца XI и XII в. ухватились за темный фрагмент в Дигестах, где утверждалось, что даже неназванный договор порождает обязательство, если есть причина, основание. В противном случае этого не происходит, и "поэтому голое соглашение не дает основания для иска". Возможно, автор просто имел в виду, что неназванные договоры не дают основания для иска, пока одна из сторон не выполнила своего обязательства.

Как выразился Джеймс Гордли, "глоссаторы вложили в это положение гораздо больший смысл. Они ухватились за слово "голый" и возвели его в общий принцип: чтобы быть основанием для предъявления иска, соглашение должно быть "облечено". "Causa" в этой связи была определена как наличие "облачения". Аккурсий определяет "causa" как "нечто данное или сделанное, что облекает договор". Таким образом, слово "causa" использовалось глоссаторами как родовой термин для обозначения различных оснований того, почему разные типы договоров были (или должны были быть) юридически обязывающими.

Само это слово имело много оттенков смысла: основа, основание, цель, причина и др. Гордли указывает, что глоссаторы нашли формулировки для определения действительности договоров в спорных случаях благодаря тому, что они провели различие между разными видами "causa": с одной стороны, целью, ради которой стороны вступили в соглашение (она обозначалась аристотелевским термином, "целевая, конечная причина"), и, с другой стороны, мотивацией, побудившей стороны заключить договор (она обозначалась термином, "побудительная причина").

Однако только двумя столетиями позже, после того как перевели Аристотелевы "Метафизику" и "Этику", после того как Фома Аквинский систематически приложил аристотелевскую философию к христианской теологии, только тогда постглоссаторы (в особенности итальянские юристы XIV в. Бартол и Бальд) смогли пойти дальше и создать не просто синтез римского права договоров, а то, что сегодня может быть названо общей теорией договора. При этом они отталкивались от аристотелевских понятий дистрибутивной и коммутативной справедливости, использовали аристотелевские категории субстанции и акциденций и подлинные Аристотелевы определения конечной причины, формальной причины, материальной причины и „ 10 действующей причины.

Теория договора, разработанная постглоссаторами в XIV в., однако, строилась не только на фундаменте романистской науки права глоссаторов XII—XIII вв. (воспринятой в свете аристотелевских понятий, категорий и определений), но и на фундаменте правовой науки, и прежде всего правовой системы канонистов XII—XIII вв. Канонисты дополнили романистское правоведение, во-первых, тем принципом, что обещания сами по себе имеют обязывающую силу по совести, независимо от того, "облечены" ли они; а во-вторых, принципом, что "causa", которая является основой договора и которая, если она должная, придает ему действительность, определяется с точки зрения предшествующего морального обязательства сторон, которое и оправдывает заключение ими данного договора.

Канонисты отталкивались от принципа дисциплины покаяния, что каждое обещание независимо от его формы имеет обязывающую силу: "pacta sunt servanda" ("соглашения надо соблюдать"). Поэтому при подаче иска по договору не может служить оправданием тот факт, что договор не имел письменной формы или не был заключен под присягой. В глазах Бога присяга и обещание без присяги равны, говорили канонисты; невыполнение обязательств по соглашению равносильно лжи.

Однако из этого не следовало, что все обещания имеют обязывающую силу. Юридически обязывающими считались только соглашения, опиравшиеся на должную — в смысле оправданности договора — причину.

И для канонистов, и для романистов XII в. "разум" и "справедливость" в договорном праве требовали уравновесить приобретения и потери с обеих сторон. В каждом договоре обмениваемые вещи или услуги должны были иметь равную стоимость. Это называлось принципом "справедливой цены". Само это выражение было заимствовано из одного фрагмента в Дигестах, в котором устанавливалось, что, если продавец поместья получил менее половины "справедливой цены", он может подать в суд на покупателя, за которым, однако, сохраняется право выбора в отношении выполнения своего обязательства (судя по всему, он может доплатить разницу либо аннулировать договор).

Эта норма (которая, на первый взгляд, кажется средством правовой защиты продавца, которому не заплатили) впервые вновь появилась в Западной Европе в учебнике по римскому праву начала XII в где она характерным образом расширена и охватывает любой договор продажи. Канонисты применяли ту же самую норму. В ходе дальнейшей разработки доктрина справедливой цены была развита до уровня основополагающего принципа для проверки действительности любого договора.

Вопрос был в том, как определить, что справедливо? И специалисты римского права, и канонисты отталкивались от принципа, что в норме справедливая цена — это общепринятая цена, то есть рыночная. Считалось, что цена эта не жесткая, она могла варьироваться в зависимости от времени и места. Там, где трудно определить рыночную цену, как в случае с землей, справедливую цену можно установить, выяснив размер дохода с этой земли, или посмотрев на цены продаж поблизости, или, если все это безрезультатно, спросив мнение людей, особо сведущих в местных ценах.

Романисты считали отклонение от справедливой цены введением в заблуждение или фактической ошибкой; то есть они полагали, что если покупатель заплатил больше рыночной цены или продавец взял меньше, то это из за незнания рыночной цены. Поэтому романисты разработали различные меры компенсации потерпевшему в зависимости от того, сознательно ли другая сторона ввела его в заблуждение. Они также использовали норму, применяемую канонистами в случае наличия фактического заблуждения у одной из сторон при заключении брака, а именно: если заблуждавшееся лицо все равно вступило бы в этот союз, зная истинные обстоятельства, то ошибка не считалась существенной и не аннулировала договор.

Однако канонисты занимались и другим аспектом продажи. Их интересовала не только справедливая цена, но и чрезмерная прибыль, извлеченная другой стороной. Само получение прибыли, вопреки утверждениям многих современных авторов, канонисты XII в. вовсе не осуждали. Во многих ситуациях считалось совершенно правильным дешево купить и дорого продать. Если собственность подорожала со времени покупки, ничего не было дурного в том, чтобы продать ее по более высокой цене.

Если ремесленник своим искусством улучшил данный предмет, совершенно правильно было продать его дороже. Но даже в тех случаях, когда товар никак не улучшался, например, купец покупал его для перепродажи, канонисты говорили, что в этом нет ничего плохого, лишь бы купцом двигала не жадность, а желание прокормить себя и своих иждивенцев. Каноническое право осуждало только "постыдную" прибыль ("презренный металл"), а это отождествлялось с корыстолюбивой деловой практикой. Последняя, в свою очередь, отчасти определялась тем, насколько она отличалась от обычной деловой практики. Таким образом, для канонистов доктрина справедливой цены стала, по существу, и нормой о бессовестности, направленной против вредных сделок, и нормой о нечестной Конкуренции, направленной против нарушения правил рынка.

В этом качестве эта норма была параллельна другой доктрине канонического права, запрету на ростовщичество. Ростовщичество осуждалось и в Ветхом, и в Новом Завете, а церковью осуждалось с древнейших времен. Однако определение его никогда не было до конца ясным, и все время менялось. Иногда как будто имелась в виду любая прибыль, извлеченная из дачи денег в долг, причем неважно, как и для чего. В аграрных обществах, где земледельцам приходится переживать голодное время перед сбором и продажей урожая, заимодавцы за проценты нужны, но в то же время их ненавидят и осуждают.

В Западной Европе в IX, X и в начале XI в. (до великого возрождения торговли) брали в долг почти всегда для удовлетворения нужд потребления, а не для производства или инвестирования; в то время церковь издала множество запретов против греха ростовщичества. Однако в конце XI — начале XII в. экономическая ситуация начала коренным образом меняться. Деньги понадобились не только для потребления, но и для финансирования крупномасштабных экономических предприятий. Да и самой церкви понадобились деньги, чтобы финансировать свои крупномасштабные военные предприятия.

В то же самое время, как указал Джон Нунан, "многие церкви и монастыри были весьма богаты и постоянно искали вложения своим средствам. Ведь монастыри были главными заимодавцами отправлявшихся в крестовые походы аристократов. Широкий размах приняла покупка прав на годовые доходы церквами и другими благочестивыми учреждениями. Сам папский престол довольно часто имел на банковских счетах огромные свободные суммы

При таких обстоятельствах канонисты впервые начали приводить в систему право ростовщичества. Она начали с широкого общего понятия более древних времен — грех ростовщичества заключается в даче денег взаймы ради прибыли. Грациан определял это как "то, что требуется помимо главной суммы", и заявлял, что ростовщик, как и вор, обязан вернуть то, что он взял сверх долга. Более того, каноническое право в XII в. распространяло понятие ростовщичества и на продажу товаров в кредит, если ее цена превышала цену продажи за наличные. В то же самое время значительное количество операций по финансированию и кредитованию ради прибыли были объявлены неростовщическими.

Если должник был врагом, вассалом или неправомерным владельцем, можно было брать процент. Можно было брать процент, если он служил компенсацией потерь, понесенных в связи с дачей в долг; действенным считалось и соглашение, по которому должник обещал уплатить денежный штраф при невозвращении долга в срок. Кроме того, заимодавец, держащий залог, мог вычесть расходы на его содержание. Наконец, во второй половине XIII в. было решено, что за продажу в кредит можно брать более высокую цену, чем за продажу за наличный расчет, если заимодавец в результате предоставления кредита несет убыток или лишается прибыли, которую он получил бы. Канонисты первые использовали римский термин, обозначающий "проценты" (букв, "интерес"), для названия законной платы за предоставление займа в отличие от греха ростовщичества.

Кроме того, каноническое право признало действительность той разновидности коммерческих договоров, которая начала процветать в конце XI — начале XII в. По этим договорам авансировалась сумма денег, которой заимодавец рисковал ради прибыли. Сюда входили совместные предприятия в виде товариществ, (обязательство платить ежегодную сумму с доходной собственности) и продажа долгов кредитором третьему лицу со скидкой. В конечном счете римский "депозит" превратился в предоставление займа на инвестирование с избирательным размером процента.

Каноническое право ростовщичества, таким образом, развилось как система исключений из запрета на ростовщичество. Как и доктрина справедливой цены, доктрина ростовщичества была гибкой нормой против нечистоплотности и против нечестной конкуренции. Джон Гилкрист несомненно прав в своем выводе, что принципы канонического права стали важной основой для стремительного расширения торговой и финансовой деятельности в Западной Европе в XII в.

Через поддержание законной силы договоров без определенной формы ("слово человека — его обязательство"), через понятие предшествующего морального обязательства как ключа к решению вопроса о действительности договоров, через доктрины нечистоплотности и нечестной конкуренции в форме несправедливой цены и ростовщичества канонисты с помощью романистской науки права сумели создать в рамках системы канонического права подсистему договорного права.