Отправлено: 12.05.13 07:43. Заголовок: Каноническое наследственное право

Каноническое наследственное право

Народное право германских племен Европы не содержало никаких положений о порядке наследования по завещанию. Передача наследникам прав и обязанностей умершего первоначально регулировалась племенным обычаем, позже деревенским, а еще позже также и феодальным обычаем. Заботились в основном о том, чтобы семья, двор или феод пережили смерть отдельных своих членов и прежде всего главы.

По древнему германскому праву только если человек вообще не имел наследника, он мог его назначить с согласия совета или вождя племени. Большая часть собственности принадлежала семье или племени и не подлежала распределению после смерти одного из членов. Личные вещи раздавались живому супругу и детям, причем часть их оставлялась во владении умершего, чтобы быть похороненными вместе с ним или сожженными в погребальном обряде.

С введением христианства долю покойника перестали хоронить или сжигать с трупом. Вместо этого ее стали раздавать на богоугодные дела во благо души умершего. Обычаи варьировались в разных областях Европы, но, как правило, подлежащая раздаче собственность делилась на три части: треть — вождю или королю, треть — наследнику и треть — "доля Бога".

Разумеется, духовенство очень интересовалось долей Бога. Например, как только становилось известно, что кто-то в округе умирает, священник оказывался рядом, чтобы напомнить умирающему о долге искупить грехи и оставить свое имущество на религиозные или благотворительные цели, например, строительство часовни или помощь бедным. По всей Европе установилось правило, что "последние слова" умирающего имеют юридическое значение, неважно, записаны они или нет. Эта практика обозначалась латинской фразой: "дар в предвидении смерти". Это было не совсем завещание, хотя в большинстве случаев действие этого документа было таким же. В тех редких случаях, когда умирающий выздоравливал, дарение теряло силу.

Другой формой дарения, вступавшего в силу по смерти, было дарение "post obitum". В отношении определенного участка земли составлялась "книга", в которой собственник писал: "Я дарю эту землю после моей смерти [такому-то]..." Как указывает Мейтленд, это не было завещание в современном смысле, так оно:

не могло быть отозвано;
имело строго определенное содержание, то есть не относилось к тому имуществу, которое даритель мог иметь в момент вступления дарения в законную силу;
не назначало никакого представителя дарителя на момент его смерти или иной процедуры управления его посмертным имуществом.

Канонисты XII в. создали свое новое право завещаний отчасти на основе германско-христианских институтов дарения и отчасти на основе классического римского наследственного права, которое было известно церкви и давно использовалось ею. Римское право наследования при отсутствии завещания походило на институт германского народного права в том, что главной целью его было обеспечить преемника главы семьи.

Однако римское право значительно полнее определяло правовые аспекты наследования. Само наследство называлось сложной правовой единицей, оно состояло из самой семьи, с ее древними наследственными привилегиями и обязательствами, ее собственностью, рабами, всеми юридическими правами и обязанностями покойного. Это все немедленно по смерти человека переходило к его наследнику. Однако в эпоху XII Таблиц римское право также предусматривало, что "общее правопреемство" наследника по отношению к юридической личности умершего может регулироваться и альтернативным путем, по завещанию.

Первоначально цель завещания состояла в том, чтобы противодействовать нормам наследования без завещания в тех случаях, когда эти нормы не подходили к конкретной семейной ситуации; другими словами, введение завещания в римском праве было вызвано к жизни той же самой целью, которая определяла и нормы наследования без завещания, то есть требовалось обеспечить переход юридической личности умершего к наследнику (или сонаследникам). Главная цель здесь была вовсе не предоставление людям возможности осуществлять свою волю после смерти, а защита социальной единицы.

На протяжении столетий завещание по римскому праву изменило свой характер. Изощренные формальности древнего периода: фиктивная продажа, с медными монетами, весами и ритуальными формулами — уступили место подписям и печатям семи свидетелей и подписи наследодателя. В определенных обстоятельствах могло быть действительным даже устное завещание. Наследнику также было предоставлено право отказаться от принятия наследства, если он видел, что обязательства по нему превосходят его возможности. Что еще более важно, увеличилось число специальных отказов и дополнительных распоряжений в пользу отдельных получателей наследства, что ослабляло положение наследника (поскольку он принимал на себя все обязательства наследодателя); было введено множество статей о замещении наследника и препятствиях к принятию наследства.

Эти изменения в направлении большей свободы завещания также благоприятствовали церкви в Римской империи. Ко времени Юстиниана управление имуществом, завещанным ангелам и святым, бедным или на благочестивые цели, было доверено соответствующим церквам или епископам

Несмотря на это, завещание по римскому праву, хотя и соответствовало трем из перечисленных Мейтлендом критериев выражения последней воли, было лишено четвертого, который был основополагающим в наследственном праве, сложившемся на Западе в русле Папской революции в конце XI и в XII в. Новое качество заключалось в святости желаний завещателя постольку, поскольку эти желания были связаны со спасением его души: "завещание" стало "последней волей", т.е. завещанием в современном смысле слова, но это было религиозное завещание.

Канонисты рассматривали выражение последней воли как религиозный акт, а само завещание как религиозный инструмент. Обычно этот акт совершался во имя Отца, Сына и Святого Духа. Говоря словами Мейтленда, "первая мысль завещателя была о будущем благополучии его бессмертной души и смертного тела. Душу свою он завещает Богу, Деве и святым; тело — определенной церкви. Вместе с телом он передает на помин своей души... что-нибудь самое лучшее из своего имущества; часто, если умирающий — рыцарь, это будет его боевой конь... Иногда даются точнейшие указания о похоронах, о свечах, которые должны гореть вокруг гроба, о поминках... Затем последуют денежные и специальные отказы. Многое будет дано на благочестивые цели; редко состоятельный завещатель забывает четыре ордена нищенствующих монахов; благочестивым и похвальным считается отказ средств на ремонт мостов; вилланы редко получают свободу, но иногда им прощаются долги по ренте или возвращается имущество.

Для средневекового завещания характерно множество специальных отказных распоряжений. Лошади раздаются по одной; так же раздаются драгоценности, кровати и покрывала, горшки и сковородки. Специалист гражданского или канонического права перечисляет свои драгоценные книги; любимая рукопись статутов передается в руки того, кто ее оценит... С другой стороны, завещатель не имеет акционерного капитала, ценных бумаг или денежных средств, которыми он мог бы распорядиться; он не говорит ничего или почти ничего о причитающихся ему долгах, а о своих долгах умалчивает или просто высказывает пожелание, чтобы они были уплачены".

В XII в. канонисты создали совокупность норм для определения действительности завещаний и для их истолкования и реализации. В противоположность римскому праву завещательные формальности были сведены к минимуму. Считались полноправными завещаниями не только "последние слова", сказанные на смертном одре исповеднику, но и устные завещания тоже. Римские правила, требовавшие подписей и печатей семи достойных свидетелей, уступили место норме, изложенной в декретальном письме папы Александра III к епископу Остии: "Мы постановляем, что все завещания, которые сделаны вашими прихожанами в присутствии своего священника и трех или двух других подходящих лиц, являются постоянно действительными".

Кроме того, по другому постановлению Александра III действительными считались все отказы на благочестивые цели, если они были засвидетельствованы двумя или тремя лицами. Таким образом, каноническое право добавило благотворительные отказы к тем двум видам отказов, которые по римскому праву считались действительными и без соблюдения необходимых формальностей. По римскому праву это были завещания находящихся на действительной военной службе солдат и моряков и завещания родителей тем детям, которые получили бы наследство и без завещания.

Канонисты также усилили меры защиты оставшегося в живых супруга и детей против лишения наследства завещателем. По нормам римского права наследник не мог быть лишен его "законной доли". Сначала эта доля была установлена в размере четверти от того, что наследник получил бы без завещания, а потом — в размере трети и даже половины, если у завещателя оставалось пять или более детей.

Однако в число таких наследников входили дети и внуки, а если их не было, то родители, но не жена. Каноническое право увеличило эту долю и включило под защиту этого условия жену, исключив внуков и родителей умершего. Если у покойного оставались жена и дети, то завещание не могло лишить ее или их более чем трети собственности, подлежащей распределению по завещанию, если у покойного оставалась только жена или только дети, то она или они получали половину.

Еще более важные изменения, чем в римском материальном праве завещаний, канонисты произвели в управлении наследственным имуществом. В XII в. они создали новый институт исполнителя завещания, то есть душеприказчика. Было установлено, что по смерти завещателя вместо принятия наследства наследником назначенное в завещании душеприказчиком лицо брало на себя владение всей собственностью, подлежащей распределению. Не наследник, а душеприказчик осуществлял права завещателя и выполнял его обязательства. Он мог предъявлять должникам завещателя иски в светских судах, однако наследники по завещанию должны были подавать на него в церковный суд. Заставить душеприказчика отдать законную долю жены и детей завещателя тоже можно было только в церковном суде.

Тот факт, что составление завещания было религиозным актом, объясняет, почему церковь присвоила себе и юрисдикцию над наследованием без завещания. По сути, церковь считала смерть без завещания разновидностью греха. Ведь если человек не выразил свою последнюю волю, он, по всей вероятности, умер без покаяния. Более того, имущество умершего без завещания следовало употребить на благо его души. Таким образом, имущество такого человека оказывалось в руках церковного судьи, то есть епископа или его заместителя, "официала".

Епископ мог доверить ближайшим родственникам покойного сделать что нужно для его души, однако они не могли претендовать ни на что помимо своей "законной доли". По новому каноническому праву та доля, которую нельзя было отнять у жены и детей по завещанию, и была той долей, которую они наследовали без завещания, а прочие родственники вообще не имели права на наследство, если завещатель не упомянул их в своей последней воле. Так церковь присвоила себе юрисдикцию над наследованием без завещания не только для того, чтобы защитить вдову и сирот покойного, но и для блага его души, чтобы употребить остаток его имущества на благотворительные цели.

Со временем церковные суды разработали практику назначения управителя для распределения собственности человека, который умер без завещания. Его функции были те же, что и у душеприказчика. Средневековая каноническая система управления имуществом покойного с помощью душеприказчиков и управителей сохранилась в английском и американском праве, а в континентальной Европе в XVI в. вернулись к более древней римской практике. Имущество передавалось наследникам, а те управляли им под надзором суда независимо от того, составил ли покойный перед смертью завещание.

Институциональная роль священников была центральной. Они выслушивали "последние слова", были свидетелями последней воли, служили душеприказчиками и управителями, принимали завещанное имущество в качестве доверенных лиц религиозных организаций или на благотворительные дела.

Центральную роль играл и церковный суд, то есть епископ или его заместитель. От душеприказчиков и управителей требовалось представлять отчет церковному суду. Церковный суд надзирал и за лицами, которым было доверено употребить имущество на религиозные или благотворительные цели. Этому же суду принадлежала юрисдикция над всеми спорами по завещанию (хотя некоторые из них подлежали и светскому суду).

Каноническое право наследования явилось прямым вмешательством церкви в феодальные политические и экономические отношения. Светские власти оказали яростное сопротивление, особенно в отношении притязаний церкви на юрисдикцию в отношении отказов земельной собственности. В Англии и Нормандии, например, светские суды в XII в. осудили дарение земли. Трактат Гленвилла (1187) так высказывался о дарении на смертном одре: "Если смертельно больной человек начал делать то, чего он не делал будучи здоров, то есть раздавать свою землю, то ясно, что им движут его мучения, а не здравый рассудок.

Однако это был не самый главный аспект проблемы. Ведь дарение движимого имущества на смертном одре не возбранялось, а вот отказы земли по феодальному (не по городскому) праву не только в Англии, но и на всем Западе были запрещены вообще, причем неважно, делались они в "последнем слове" или тщательно обдуманном письменном завещании. По сути, феодальное право враждебно относилось к завещанию земли, несмотря на богоугодные или другие цели.

Если отказ земли следовал церкви, то будущие завещатели с помощью церкви находили разнообразные пути обойти этот запрет. Одним из таких способов было дарение земли религиозной корпорации с сохранением пожизненного права дарителя. По форме это было прижизненное дарение, в то время разрешенное, но оно имело те же последствия, что и завещание. Светские власти ответили на это правилом "мертвой руки", которое запрещало всякие дарения земли религиозным организациям. Тогда церковь прибегла к другим хитростям.

Землевладелец не дарил землю, а передавал ее религиозной корпорации как феодальному сеньору, а сам продолжал ею пользоваться как вассал; после его смерти никто другой не мог предъявить притязания на эту землю. Или, например, землевладелец сдавал свою землю в аренду религиозной корпорации, оговорив себе пожизненное право жить на ней. Эти изобретения тоже, в конце концов, потерпели крах. Наконец, церковь нашла золотую жилу — институт доверительной собственности ("пользование").

Правовой титул на землю передавался мирянину, державшему его как доверенное лицо религиозной корпорации, которая после смерти дарителя пользовалась землей и правом на все доходы с нее; на случай смерти доверенного лица было заготовлено условие о вступлении в должность нового. Такие "пользования" широко распространились начиная с XII в. к выгоде религиозных орденов, которым запрещалось "владеть" собственностью. Постепенно они стали средством не только передачи земли на благотворительные цели при жизни землевладельца, но и оформления того, что на деле являлось благотворительным отказом.

История ранних этапов развития права благотворительной доверительной собственности многое может рассказать о формировании западной традиции права. Еще более ясно, чем в случае семейного права, что каноническое наследственное право было порождено необходимостью учесть светское право, которое, делая упор на политическое значение землевладения, вынудило церковь сосредоточить свое право завещаний на движимой собственности и искать другие средства овладения земельными дарами.

В Англии, по крайней мере, церковные суды установили практически исключительную юрисдикцию над наследованием движимого имущества как по завещанию, так и без. Это продолжалось даже после Реформации и придало английскому и американскому наследственному праву своеобразный облик, совсем иной, чем в странах континентальной Европы. Однако во всех странах Запада, не исключая и Англию, церковная юрисдикция над наследованием земли подчинялась светской.

Борясь за земельные дары, церковь использовала новые правовые понятия и новый правовой инструментарий. Они включали современное понятие и инструмент доверительной собственности, перешедшее в английское светское право через юрисдикцию канцлера по праву справедливости, а в XII—XV вв. это понятие входило в право всех стран Европы постольку, поскольку все эти страны подлежали церковной юрисдикции.

И благотворительное дарение движимого имущества, и дарение земли для постоянного использования религиозными корпорациями влекли за собой обязанность душеприказчиков или доверенных лиц исполнять желания дарителей в интересах бенефициариев. То и другое включало также контроль над такими обязанностями со стороны церковных судов.

Право, вышедшее из церковной юрисдикции над наследованием, обладало не только собственными структурными элементами, но и некоторыми структурными элементами канонического права в целом. Желания завещателя были священными, ибо при составлении завещания он совершал религиозный акт, в силу этого же обстоятельства они должны были соответствовать нравственным нормам церкви в интерпретации церковных властей. Отказ на безнравственные цели, например в пользу еретика, был недействителен.

Однако любое завещание, если оно было сделано на благотворительные цели, признавалось законным, даже если бы в ином случае его следовало признать недействительным из-за неясности (например, из-за неопределенности бенефициара, размера наследства, цели завещателя, способов осуществления его намерения и т.п.). Завещания "в пользу бедных", "на богослужения" или "на благотворительность" всегда признавались законными.

Если не было названо доверенное лицо, то церковный суд назначал его. Если получателем наследства оказывалось не учрежденное законным образом объединение или корпорация, не имеющая права владеть собственностью, церковный суд назначал доверенное лицо, чтобы оно распоряжалось имуществом от их имени. Эти нормы права доверительной собственности до сих пор действуют в США.

Там, где желания завещателя не могли быть исполнены по причине физической невозможности (например, получателя наследства нет в живых) или незаконности (например, получатель наследства — еретик или отказ незаконен по светскому праву), церковный суд исполнял намерение завещателя "так близко, как только возможно". Находили другого получателя наследства, аналогичного поименованному. Наследнику давалось что-нибудь взамен земли или какие-нибудь права на нее.

Каноническое право завещаний основывалось на юрисдикции церкви и церковных судов над религиозным актом выражения последней воли. Свобода завещания понималась, по существу, как свобода вносить вклады на религиозные и благотворительные дела, хотя это неизбежно влекло за собой и свободу завещать имущество родным и друзьям. В каждом завещании ставкой было благополучие души усопшего. Кроме того, ставкой было и благосостояние бенефициариев завещания, в особенности в случае религиозных и благотворительных отказов.

Каноническое право наследования без завещания, однако, хотя и было отчасти основано на юрисдикции церкви и церковных судов над благополучием души покойного, отчасти было основано и на их юрисдикции над вдовами и сиротами. Именно на этих двух юрисдикционных основаниях каноническое право реинтегрировало сохранившиеся римские и германские правовые институты в новую совокупность права наследования. И по сей день сохраняется диалектическая напряженность между правом завещаний (часть которого унаследована от римского права) и правом наследования без завещания (которое частично унаследовано от германского народного права).

Итак, если говорить о каноническом наследственном праве как подсистеме внутри системы канонического права в целом, то надо признать, что его структурное единство, как и структурное единство всего канонического права, основано на сознательном согласовании разноречивых элементов.